Глава 3. Великая китайская стена
Errando discimus.
Мы учимся, ошибаясь.
Миша тяжело пережил эти страшные трое суток без Алëнки. Он только хотел отвлечься от обеих своих женщин и подумать, но, оказалось, он и этого не может. Он прекрасно мог обходиться без Лены и Инны хоть десять дней, но без Алëнки жить невозможно. Вопросы: где она, с кем и чем занимается? — остались без ответа, но им на смену пришли другие: Как жить с нею? И как вообще можно жить без неë?
«Вот тебе и рыженькая ведьмочка с невинными глазками. На глазах росла: не по дням, а по часам, и мне давно надо было еë догонять, но я всë другими делами был занят. Хотя, какие там дела? Бизнес пошëл не в ту сторону. Может, Алëнка права, коррелируя ситуацию в наших с нею отношениях с моей работой? А в результате — всë так и есть, только я сам не верю в это. И как еë можно догнать, если она убежала, и не к маме, а вообще исчезла. Если бы не еë звонки родителям с завидной точностью, я бы давно всех на уши поднял, вплоть до всероссийского розыска».
Был срок, на который он очень рассчитывал, — суббота, вечер. Но к полуночи он вспомнил, что именно в это время он сам собирался вернуться домой, когда уезжал в «свою командировку». Поэтому Алëнка, из принципа, не объявилась бы в такую рань, тем более, если нашла, чем себя занять. Она — натура творческая, и придумать могла такое... что и на голову не наденешь. Так как это была третья ночь без сна, Миша погасил свет, прилëг и задремал. Спал плохо, тревожно, всë время просыпался от кошмаров.
Потом было целое воскресенье. Встал пораньше, съездил в Казанский храм, тот, что в Отрожке, поставил свечки за здравие всем: Алëнке, Лене, Инне, себе, родителям, отстоял службу и, успокоившись, вернулся домой. Позвонил Лене, слава Богу, попал на Инну. Хорошо поговорили, правильно, и недолго — почти час. Никогда не думал, что сможет так долго говорить ни о чëм с дочкой. Вообще, хорошая у него девочка, что-то себе думает, о чëм-то догадывается, и даже советы даëт. Может, они глупые, детские — слишком простые, и у неë нет сложно-структурных построений, в которых завязано всë: не только сегодняшние события, а ещë со времëн детства еë бабушек и дедушек. Но послушать еë было интересно!
Где-то в глубине души Миша надеялся, что Алëнка вернëтся вечером. В ночь с воскресенья на понедельник он думал о своих насущных проблемах. Надо разводиться — две недели прошло, как всë решили, и хоть бы кто сделал шаг в этом направлении. А Мише этого делать не хотелось, потому что это решение приняла за него Лена.
«И что сказать Алëнке, когда она придëт?..»
А может, он зря на это надеется? Но она уже должна прийти, ведь ему завтра на работу. И как можно общаться, когда они оба будут разделены в пространстве? Снова СМС-ками, как в старые времена? Как давно это было! И как всë изменилось!
Он поставил в компьютер диск «Jethro Tull», благо, тот был длинным, под него и заснул. Среди ночи встал, выключил комп, и до самого утра подрëмывал.
==========
Алëнка заявилась домой в понедельник утром, в начале седьмого, уставшая, но слишком спокойная, почти равнодушная, рассказала всë, что было, и что придумала: решения однозначные, не требующие обсуждения или выбора. Ему не оставалось ничего другого, как принять их все сразу и безоговорочно, потому что своих не было. Она предлагала попробовать пожить по еë правилам, вдруг, это получится? Миша многого не понял из того, что она рассказала, но, кажется, она не врала ему, говоря такие гадости, от которых раньше он мог взорваться. Вообще-то, разговор хоть и был для Миши чрезвычайно тяжëл, но довольно быстро закончился.
Она устала, потому как только легла в постель, и он прикрыл еë одеялом, сразу заснула. Он присел рядышком, смотрел на еë конопатое лицо и думал.
«Итак, все решения теперь приняла Алëнка: развестись с Леной, переехать жить сюда, вытащить деньги на квартиру. Зачем всë это? Чтобы начать жить, а не дëргаться. Что ж, вполне нормальная цель и, можно сказать, выполнимая. Надо только заняться всем сразу. Надо бы Ленке позвонить».
Миша собрался на работу: побрился, позавтракал, оделся, подошëл к Алëнке. То, что он увидел, поразило: она тихонечко плакала, не просыпаясь. Он физически почувствовал всю еë боль перенесëнную и переносимую. Он хотел остаться рядом с нею, но почувствовал, что ещë минута, и сам заплачет, резко повернулся и ушëл на работу.
Там он работал, руководил, а как только выдалась свободная минута, позвонил жене:
— Привет, Лен. Разговаривать можешь?
— Привет, ты где пропадаешь?
— Дома, — ответил Миша, и сам себе удивился, как легко это ему далось. — А сейчас с работы звоню.
— Алëнка вернулась?.. — догадалась Лена.
— Да, ещë утром. У неë всë нормально, сейчас отсыпается. Лен, ты помнишь наш разговор после вашего приезда? Я готов на всë: давай напишем заявления развести по взаимному согласию, без материальных претензий, отошлëм по почте и через полтора месяца будем разведены. Говорят, можно и не присутствовать. Если хочешь, можем все наши договорëнности записать в присутствии двух свидетелей или у нотариуса, хотя я ни от чего не отказываюсь. Квартиру пусть подыскивают, но раньше чем через месяц я денег не вытащу, рассчитывай на первое марта. И я перееду насовсем... жить с Алëнкой.
— Вот и славно, — вздохнула Лена, а сама подумала: «Заставила! Зараза! Воспользовалась его промахом и использовала на все 100%. Это — же чудовище! АЛËНКА!!!»
— Что-то не так?
— Да нет, всë так. Я думаю, почему ты вчера мне об этом не сказал?
— Можешь считать, что это она меня заставила. Так тебя устраивает?
— Меня всë устраивает, — грустно согласилась Лена, подумав: «Да, она давно могла бы это сделать, но ей нужен был повод». — Я так и думала, что этим всë закончится: она сама всë решит за тебя, за нас.
— Всë равно, кто и что решил, — довольно спокойно сказал Миша и повесил трубку. У него даже мысли не появилось оправдываться перед Леной. Там всë закончилось, и начался новый жизненный этап с Алëнкой. И надо срочно осваиваться!
Миша занялся работой. Все личные вопросы решал в свободное время. Но оказалось его и не так много надо: озадачил юриста, дал все бумаги для искового заявления и переслал по факсу и в электронном виде заявления Лене. Хуже было с деньгами: вытащить к марту полтора-два миллиона из оборота было гораздо сложнее, тем более, их в чистом виде не было. Да ещë эти новогодние праздники сильно подкосили, народ начинал раскачиваться только к концу января. И пока бюджет не сдвинулся с мëртвой точки, в деловом мире — полное затишье.
Часов в пять позвонил Алëнке, он собирался домой и надо было узнать, что она хочет. Как оказалось, ничего не хочет, даже лекарств. Может, только чтобы он приехал быстрее, но это только в качестве пожелания, ни в коем случае даже не просьба. Но Миша сказал, что будет к шести. Заехал в аптеку, купил мази от ссадин, на всякий случай.
==========
Алëнка сидела в Мишиной рубашке на кухне, ждала. И такая она была сама не своя, почти как утром, когда спала и плакала. В глазах у Миши предательски защипало, но он собрался, натянуто улыбнулся.
— Садись, ужинать будем, — пригласила Алëнка за стол. — Я пока бодрствовала, придумала способ, как мне избавиться от плиты — я заказала еды домой. Ты не против?
— Алëн, я бы привëз и приготовил, — укоризненно сказал Миша.
— Да ладно, если тебе не понравится, я больше не буду так делать, — ещë сильнее опустив плечики, чуть слышно сказала она.
— Давай, пробовать, — пошëл он на уступки.
Оба были голодны, поэтому ели молча, но по мере насыщения, появилась возможность и желание говорить. Мише не хотелось хвастаться своими первыми шагами и перспективами разговора с женой. Ведь стоило увидеть не ту Алëнкину улыбку, и всë, что сказала Ленка, окажется непотребной правдой, а этого не хотелось.
— Знаешь, Алëнушка, я сегодня утром собрался на работу, подошëл к тебе, а ты спала и плакала. Тебе что-то снилось?
— Я не помню, не знаю. Я не должна была... — Алëнка потерялась. Принудив его отдать власть над собой ей, она сразу прокололась, да и сейчас, вообще, не знала, что делать. Это было совсем неправильно!
— Алëн, да разве я против? Я как факт тебе рассказываю. Просто от той Алëнки, что пришла утром, сейчас ничего не осталось, практически. Я тебя не узнал.
— И такая я тебе тоже не нравлюсь, — констатировала Алëнка и в недоумении спросила: — И что мне делать?
— Да ничего не надо делать, — Миша как мог, попытался еë успокоить. — Надо отдохнуть, пережить и выходные, и сегодняшний день с его решениями.
— Переживëм как-нибудь, — вздохнула Алëнка и перевела разговор в другое русло: — На работе как?
— Нормально. Обещали большой контракт подогнать, тогда, вообще, всë будет класс, а пока — на пределе. Я прикинул, что если вытащить всë реальное — около полутора миллионов получается, но, наверное, сможем выполнить все еë условия.
— Теперь это наши — плата за свободу, — уточнила Алëнка.
— Давай, будем считать так, — нехотя согласился Миша, хотя это была плата только за его личную свободу. Но спорить сейчас никак не хотелось!
— Миш, может тебе что ещë рассказать? — она опустила глаза. — Ты спрашивай, я попытаюсь... дополнить картину.
— Если честно, не хочется ничего спрашивать. Я тоже устал, чтобы сейчас начать разбираться, выяснять отношения. Мы утром договорились.
— Договорились... Но сердце не на месте, сама не пойму отчего. Пустота какая-то.
— Так может, чем-нибудь заполним по старой памяти? — улыбнулся Миша.
— Но только... — Алëнка опустилась на колени, принялась расстëгивать ему брюки. — У меня сегодня дела начались — так не вовремя.
Миша смотрел на Алëнку и на то, что она хотела сделать. Это было бы совсем неправильно, хуже чем в первый раз с Ленкой, когда он еë принудил. Такого он допустить не мог, поэтому отнëс Алëнку на кровать.
— Знаешь, Алëнушка, я тут мазь купил, — сказал Миша, раздев еë полностью.
— А я всю зелëнку выкрасила. Видишь, какая стала красивая, разноцветная. Но как-то не везде получилось, только где нашла, а на спине можно и мазью.
— Тогда переворачивайся аккуратненько на живот, а я попробую тебя полечить.
Миша лëгкими движениями наносил мазь, а Алëнка терпеливо лежала, даже виду не подавала, как она себя чувствует. А разговора не получилось.
==========
«Так, какого чëрта я тут делаю? — думал в это время Миша. — И что я, вообще, делаю? Получается, что живу. Вот так, криво... но живу. Целый день проявляю слабость — так сложилось по итогам стрельбы. С утра простил Алëнку за бегство и за измену... Нет, ещë хуже! Она даже не просила прощения, она, наезжая, сообщила факты: устроила себе праздник боли, занималась сексом, вернулась. Потом огласила новые правила и решения, с которыми мы будем жить дальше. И сразу ультиматум: соглашайся или проваливай! Согласился и начал выполнять еë решения. Точнее, еë приказы!
Правильно Ленка наехала: почему я вчера сам не сказал, что решил жить с Алëнкой? Ведь, несмотря на то, что еë дома не было с четверга, я уже жил с нею, в нашей квартире... и тупил. За четыре дня даже не дозвонился жене — не до того было. А точнее, я согласился жить с Алëнкой в эти страшные выходные, в то время, когда еë ждал... не искал, а именно — ждал! Поэтому, как ещë я мог ответить на еë ультиматум? Как бы я смог жить без неë? Тем более, она к утру определилась, чего хочет от меня, поэтому раздала приказы и отправила бойцов их выполнять. А приказы обжалуются только после их выполнения. Но в этом тоже есть плюс: я вышел из ступора и начал действовать.
Кстати, а то, что я промолчал на Ленкин наезд, можно ли расценивать как проявление слабости? Не знаю. Как бывало обычно, я бы разорался... Но крика и ругани никто не слышит, и мой выплеск эмоций пролетел бы мимо ушей. Значит, разораться было бы ещë большей слабостью. Интересно...
Алëнка говорит, что меня любит... И при этом проявляет свою любовь таким образом? Занимается сексом с другим... человеком... секс по необходимости. Стой! Не надо путать тëплое с мягким. Есть же определëнная точка во времени и пространстве: секс был в выходные, а вернулась она только сегодня и сразу призналась, я даже об этом не спрашивал прямо. Выходит, для неë эта измена только подтвердила то, что она любит меня? Дурдом! А я проглотил, принял, как должное. Вот только сейчас представил еë с другим... и так больно, так неправильно стало на душе, от того, что мою любимую имеет другой. Так же нельзя! Она моя и только моя! Я ревную? Да, наверное. Даже больше, чем утром, когда услышал об этом сексе. И что с этим делать?
А есть ли у меня на это право? Я же еë бросил... уехав в свою командировку. И она всë правильно поняла, когда узнала, что я еë обманул. Тут я сам не знаю, как бы я поступил, но последствия были бы непредсказуемы. И для меня поступки Алëнки оказались совершенно непредсказуемы. Но я отказался от неë, от нашей любви, от нашей жизни, значит, она получила право на всë. И этим всë оправдывается. Да, хреново... Выходит, я сам виноват в том, что она мне изменила.
Но что-то ещë есть. Ведь всë обдуманное и решëнное пока не даëт мне права успокоиться... или понять... даже не еë, а хотя бы себя.
Садо-мазо. Да, она мне когда-то предлагала поиграть, как только я прочëл "Одиннадцать минут" Коэльо, но предлагала не серьëзно — шутя. А мне была даже неприятна мысль о нëм — я не смог бы бить девушку, тем более, любимую девушку, тем более, Алëнку — моë любимое чудовище. И даже не потому, что есть такое воспитание, или страшно. Я не могу бить не только женщину, но и человека... вообще, просто так. Да можно съездить мужику по морде за то, что он оскорбил мою или даже не мою, девушку — тут включатся другие нормы и правила морали — я могу, мог и бил. Но бить девушку, маленькую девочку, может только не-мужик — это точно! А может, и, правда, она провела эти 4 ночи с женщиной? Я не могу представить себе мужика, который на такое способен.
Я не понимаю, зачем это ей было нужно? Она говорит, что хотела познать предел боли... Шогендо, кажется... Когда Мария идëт по острым камням босиком. Алëнка сразу решилась на это — на боль без удовольствия. Крута! И получила левел ап... Ладно, я принял, что ей это было нужно. Как принял и то, что с кем она была, не скажет, всë равно. И если я случайно не узнаю, то это останется тайной навсегда. Но если это было нужно Алëнке, и она этого хотела — могла просто принудить человека... если была такой, как тогда, когда защищала тут свои статьи, могла даже незнакомого человека заставить. Но незнакомого человека — маловероятно, потому как она должна хотя бы доверять, чтобы не дать перейти грань. А она могла дать право выйти и за грань. Это же Алëнка.
И всë же вернëмся к синякам. Она уверяет, что еë била женщина, но верится с трудом. Женщина даëт жизнь, растит и воспитывает детей, а тут хлыст и синяки до крови. Но выходит, сама Алëнка била и так же сильно. Значит, где-то в городе есть человек, который сейчас в таком виде и положении. И возможно, еë муж или жена лечит эти побои. И там тоже — тайна за семью печатями. Так кто бил мою Алëнку? Кого она насиловала? Кто ей мазал спину зелëнкой? У меня даже вариантов нет, с кем она провела эти четыре ночи. Скорее всего, я не знаю этого человека, да и своей Алëнки не знаю.
Даже сейчас моя маленькая девочка могла бы только стонать и плакать, но не плачет — терпит. Хотя находится на самом пределе, ещë чуть-чуть и сломается... Но почему сломается? У неë сил — дай Бог каждому! И не сломается она... без ядерной атаки.
Нашëл! И блин... как это хреново! Я понял, что Алëнка смогла бы выпороть и меня, и любого другого человека, если бы она так решила. А я — НЕТ! И этим очень многое объясняется, если не всë. Нет, не всë...
Что меня больше всего убило сегодня? Стоило ей сегодня показать, как она устала, как ей больно... утром это я случайно увидел, а вечером — реально, и всë — меня переклинило. Придя домой в виде чудовища, да ещë на новом уровне, она с лëгкостью поставила всë на места: меня подчинила... даже не себе, а здравому смыслу, сама стала главной, решающей — заняла своë настоящее место. Но в то же утро я увидел маленькую избитую девочку, которая нуждается и в защите, и в помощи. И что я сделал? Снова сбежал — занялся выполнением менее трудных задач. А вечером... на неë даже было больно смотреть. И в результате, она хочет секса. Может и не хочет, скорее всего, не хочет, но ей срочно надо спасти наши отношения. И она пытается это сделать! Она, трое суток переносившая боль спасает меня, спасает нашу любовь, а я в полном капризе... Я, видите ли, здоровый мужик не могу ничего сделать.
Поэтому и не дал ей сделать то, что она хотела. Вот она самая страшная моя слабость за сегодняшний день! Моя Алëнка из последних сил что-то делает, а я пытаюсь отвлечь еë, разбираюсь с причинами и следствиями... и ни черта не делаю!!! Мол, это же тебе нужно — сама и решай! Но нужно обоим... и мне никак не меньше, чем ей. Но я самоустранился. У меня нет решений! Гад!!! И как она меня ещë терпит? За что она меня любит?
Но я не знаю, как жить с Алëнкой. Как строить новые отношения? И возможно ли вообще построить эти отношения? Да так, чтобы обоих устраивало».
Когда тюбик закончился, Миша посидел немного, разделся и прилëг с нею рядышком, стараясь не касаться битого тела. Но Алëнка сама переползла к нему, легла на плечо, так и заснула, и Миша заснул рядом с нею.
А.А. «Узкие врата»
Есть задачи, которые лучше не решать. Такие, что решить невозможно, как с этим экзаменом по бухучëту. Никому, а особенно Светлане Сергеевне, не нужно то, что я умею. Надо знать всë, чему специально учат бухгалтера шесть лет. Там одних определений на весь семестр задиктовать хватит, а есть ещë нюансы, которые и не нужны в теории, но знать желательно. И она хочет, чтобы я это знала досконально — наизусть. Кстати, не забыть забить все приходы-расходы за эту неделю.
Скорее всего, Светлана показала, что теперь придëтся заниматься этим всю оставшуюся жизнь — доказывать тому, кому это совершенно неинтересно, что ты что-то из себя представляешь. Но ей всë равно, поэтому и доказать невозможно, я попыталась и получила разочарование, потому что, сама усомнилась в своих способностях и возможностях. Значит, не стоит метать бисер перед свиньями и не давать святыни псам. В жизни полным-полно неудачников, им легче заставить нормального человека поверить, что он тоже неудачник, и зачастую это удаëтся. Значит, ни в коем случае не надо вестись, как в детстве, «на слабо». Хорошая мысль.
Стена. Непреодолимая, как Великая Китайская. Может быть, я прошла через неë, как Дэвид Копперфильд, но она осталась в моей жизни. И она разделила всë, что было со мной до экзамена по бухучëту и после шогендо. А вся эта неделя... будем считать — прохождение через стену.
Все люди из той, до-шогендовской, жизни, скорее всего, со мной не пересекутся, не нужна я им больше. Никому. Родители живут отдельно. У Инны — мальчик появился. Елена Васильевна? Это проблема, и не на один месяц, но в любом случае, проблема решаемая, значит — это задача. Вовка, какую бы любовь ко мне не придумывал, не сможет даже приблизиться — права нет. Вика с Сашей? Если они будут всë вместе обсуждать, всë у них будет нормально. А может, и мне придумать правила, подобные ихним? Стараться их выполнять самой и ругаться с Мишей, что он их не выполняет. Питаться отрицательными эмоциями, жаловаться на жизнь и друг на друга. Может, это единственный выход и способ, а я снова изобретаю «лисапет». Ведь это не нужно никому, всë равно, никто не поймëт, не то, что оценит.
Вот только Миша. Он был и остался при всëм том и при всëм этом. Зачем я ему так много рассказала? Это было неправильно. Но в любом случае, что захотела, то и рассказала. Пусть я не назвала имени человека, я не могу настолько довериться Мише, если даже люблю его, но, к сожалению, не верю ему. А другому поверила и доверилась бы, непременно, как себе, если бы жребий по-иному распорядился.
Итак, что же я смогла решить за всë время с тех пор как пришла, убитая, после экзамена по бухучëту? Внешне ничего не поменялось: всë те же лица, всë та же гнусная взрослая действительность. Хотя, изменения глобальные: Миша вынужден был со мной остаться, потому что я заставила его принять это решение. И самое главное, я перед этим ему изменила, САМА, по своей воле. Мне это понадобилось, чем бы я себя не оправдывала, какие бы мотивы не придумывала. Это — факт. И мало того, что изменила, так ещë и призналась (тоже неправильно сделала), а его поставила перед выбором, либо ты меня принимаешь такую и живëшь со мной, либо я решение приняла — уходи.
Надо всë решать самой. И что теперь? Куда идти? И самое главное, зачем? Стоило ли всë это, чтобы пройти через эту невыносимую боль? Может, это — свидетельство того, что родилась новая Алëнка, а это как родовые муки. Ребëночку тоже, наверное, больно, когда он протискивается там — тесен путь, и врата узкие.
|
