Глава 20. Так жить нельзя
Nec sine te, nec tecum vivere possum.
Ни без тебя, ни с тобой жить не могу.
Миша ехал домой на такси и думал, а как его сейчас встретит Алëнка? Будет наезжать или просто встретит. Но тут, пока не посмотришь в глаза — ничего не поймëшь. А придумать себе можно всякого. И всë же, Миша корил себя, что не предупредил Алëнку до визита, но так масть легла. Но оказывается, он зря переживал, Алëнка бросила свой комп, выбежав встречать Мишу.
— Ну как сходил? Удалось поговорить? — в еë глазах не наезд, не осуждение, может, интерес, ожидание.
— Даже поговорили, только загрузился по полной. Алëн, ты работаешь?
— Ну да, надо же чем-то себя развлечь.
— Или отвлечь от дурных мыслей? — улыбнулся Миша.
— Нет, мыслей дурных не было. Я и не подумала, что там может быть что-то не так. Вы оба взрослые и умные.
— Равные, хочешь сказать? — Миша нашëл более подходящее слово.
— Конечно, равные, и только поэтому я подумала, что вы договоритесь. О чëм-то договорились.
А как тебе нравится Вера? — спросил Миша.
— Вера? А что такое? — Алëнка подумала, что они говорили о себе, о своих любимых, может, даже сравнивали. Интересно... — Вера — как зеркало. Я вижу в ней себя, она видит себя во мне. Хорошая девушка и сильная.
— И при всëм том, она тоже считает тебя более сильной?
— Да, у нас только в этом напряг. Вообще-то, она мне обещала сказать, как это у неë пройдëт. И я надеюсь это когда-нибудь услышать от неë, всë-таки.
— Тебе сложно?.. Нет, как бы это сказать? Трудно одной, когда равных нет, а все у ног? — сказать напрямую, что еë руководящая роль не совсем себя оправдывает, не хотелось. Но о том, что ему надо было тянуться за Алëнкой каким-то неизвестным способом, расти, когда уже давным-давно вырос, говорить открыто было совсем против шерсти.
— Это тебе Игорь сказал? — Алëнка поняла, о чëм был у них разговор. Да, с Игорем можно говорить, придумывать умные решения и советы, которые особенно хороши, когда не тебе их выполнять, и не тебе с ними жить.
— Да, а ещë он говорит, что ты сильно загналась — слишком выросла, что потеряла себя, как женщину. В этом сейчас твой главный клин.
— Может, он и прав. Он не хочет быть равным со мной, может, ему это не надо, но с ним и я не хочу — мы не живëм вместе, поэтому и находимся в несравнимых положениях, где равенство или тем более неравенство — очень относительное. Равными можно быть мне с тобой, или ему с Верой. А вот между мной и Игорем — сомнительно, — Алëнка сделала большую паузу, смерила взглядом Мишу. Мол, ты начинаешь наезжать? Ну и зачем тебе это нужно, больно мне сделать? — Ты?.. Кажется, совсем не хочешь этого, придумываешь любой повод, лишь бы всë оставалось так, как сейчас.
«Так, начинать выяснять отношения не хочется. Она хоть и не заводится, но пинает больно. Это ещë учитывая, что сдерживается. Может, переключить разговор на девушек?»
— А Вера с Ирой?
— Что Вера с Ирой? Как я к ним... или как они ко мне относятся? Ты знаешь, я не понимаю. Я никогда не думала, что у меня будут такие отношения, что меня будут добиваться девушки. Но я до сих пор не могу дать себе такого права. Помнишь, я тебе рассказывала про нас с Викой, когда нас заставляли, но мы не смогли? И у меня ничего не поменялось за это время. Но тут, как началось, как поехало. Начиная от салона красоты, где я перехватила этот жадный взгляд... я даже не знаю... вот как мужики смотрят иногда — вожделея, так и тут. И если бы только один раз. Одна смотрит, вторая в любви признается, третья уже в своей голове всë прокрутила и только ждëт, одного одобрительного разрешительного взгляда... Тебе Игорь фотки показывал?
— Показывал. Я подумал, что Игорь снимал, а ты приказывала.
— Ну да, они всë делали, что им предлагалось, — улыбнулась Алëнка. Она представила, какое выражение лица было у Миши, когда он это видел, а что он думал при этом? Этого не узнать никогда. — Да, они мне обе подарили по диску своих фоток: и Вера, и Ира. Игорь тоже рассказал? Он сам записывал.
— Ага, говорит, мол, у нас дома это всë есть. А ты мне не показывала.
— Миш, если он тебе подарил диск со своими фотками, я не против того, что ты мне их не покажешь.
— Ты хочешь сказать, что я даже не могу рассчитывать посмотреть их...
— Не знаю, — Алëнка достала два диска из глубины стола. — На, смотри, я пойду, погуляю, воздухом подышу.
— Не понял. Зачем тебе уходить? Вместе посмотрим.
— Я не смотрела ни тот, ни другой, и пока не буду.
— Алëн, извини, наверное, я неправильно понял. Точнее, я ничего не понял. Ты ничего на этих дисках не смотрела?
— Единственное, что я видела, это когда были сфотографированы девчонки на перекладине и на кухне. Сразу смотрели все вместе. Что там ещë есть, не знаю, — Алëнка старалась держать себя в руках. Но ей было не то, что некогда смотреть, она, действительно, не хотела этого делать.
— Тогда я не понимаю, зачем ты их взяла? — Миша обнял Алëнку.
— Надо было отказаться? — хмыкнула она. — Ну, ляпнула я, чтобы подразнить. Игорь сказал, что для Интернета девчонок фотографирует, чтобы они улыбались, чтобы там были самые красивые, а я сказала, чтобы Вера мне подарила диск с этими фотками... Вот они и принесли, обе. Они, кажется, мне слишком доверяют или хотят быть ближе... хоть таким способом. Не знаю, — чем больше она объясняла, тем больше сама запутывалась. — И от подарков не отказываются... обычно.
— А Игорь не говорил, что ты просила подарить. Про Интернет сказал, я ещë подумал, что надо и тебя, раз тебе это так нравится.
— В Интернет? — усмехнулась Алëнка. — Меня? А давай! Если тебе доставит удовольствие или ты так хочешь что-то решить для себя, давай, я хоть сейчас готова... в любом виде предстану и радостное выражение на моëм лице будет. Когда мы это сделаем?
«Ой, прям, как Игорь, сказала. Если Вера попросила пятерых к себе в постель — значит, надо ему их срочно искать. Если Миша предложил повесить обнажëнные фотки Алëнки в Интернет в самом неприглядном виде, где она при этом изображает радость, она ни секунды не сомневаясь, согласилась: сейчас же готова!.. в любом виде!» — у Миши ехала крыша от такого понимания. Ему пока это было не дано.
— Мне нужно тебя выставить на всеобщее обозрение? С чего ты взяла?
— Я вот думаю... всë слова, слова. Ты же это сказал! Мысли в словах. Заранее обдумываемые действия, сначала тоже только в словах. Я что-то сказала — появился результат. Сейчас программируются другие действия. Надо быть осторожнее со словами. Но как? Если только с этим материалом приходится работать, — рассуждала сама для себя Алëнка. Потом посмотрела Мише в глаза и спросила: — Ты фотик купишь или я?
— Алëн, пожалуйста, не загоняйся. Мне этого не надо. Я неправильно что-то понял.
— Ладно, сама куплю. Тем более, мне надо! Я хочу подарить обеим девушкам диск своих обнажëнных фоток. Иначе сама не смогу посмотреть, что они для меня наснимали. Ты мне поможешь?
— А если нет, то придëтся Игоря просить? — улыбнулся Миша.
— Конечно, кого же ещë? Или Веру, Иру... не звать же с улицы первого встречного.
— Ладно, без них сможем, да? Вот и славно. Ты спать собираешься?
— Собиралась... только тебя ждала. Ложимся?
Через несколько минут Алëнка, приняв контрастный душ, чтобы немного успокоиться и проснуться, забиралась под одеяло к Мише.
— Кто у нас сомневается, что я женщина? — забираясь на него сверху, шептала в самое ухо Алëнка.
— Не знаю, кто сомневался, и в чëм это проявляется. Но только с тобой можно почувствовать себя мужчиной.
— Так, никаких слов. Хочу! И всë. Сейчас и очень!
— Я тоже... — только начал Миша, но Алëнка закрыла его рот поцелуем.
Да, пока она была в ванной, она вдруг вспомнила, что уже столько много времени у них не было нормального секса. Ну и пусть он сегодня выпил, но если и сегодня не получится, то завтра эту лишнюю энергию надо куда-то будет использовать. А ведь работы пока не так много. А может, прав Игорь?.. Надо чтобы всë и везде было в порядке. И только для этого несколько раз перекрывала горячую воду, чтобы взбодриться.
Поэтому когда добралась до него, какое уж тут одеяло! Алëнка как с цепи сорвалась, и лишние эмоции, которые, может, и были когда-то отрицательными, теперь вырывались наружу вместе с оргазмами, которые шли практически непрерывно. Появлялась масса новых — положительных эмоций.
Успокаиваясь, снова говорили.
— Знаешь, Алëнушка, мы ещë про секс говорили... про однополый тоже. Ты кого хочешь к нам в постель... девочку или мальчика?
— Как будто ты сам не знаешь, тебе девочку хочется, так и мне мальчика. Как ты не знаешь, что делать с ним, так и я не знаю, что делать с нею. Разве не так?
— И как чувствовать себя женщиной с женщиной... да? Или мужчиной с мужчиной? И как после этого к себе нужно относиться? Хотя двоих мужиков сразу принять — я хочу... в фантазиях. Ты бы мне это разрешил?
— Вера пятерых хочет... у неë тоже бурная фантазия.
— Да, видишь, какие мы одинаковые, всë-таки. На пятерых... не знаю... может, и я согласилась бы. Ладно, не загоняемся, а то придумываем, что на голову не наденешь. Так тебе Вера понравилась?
— Ага, только она там сильно битая...
— А мне она нравится. Ты меня поцелуй там, пожалуйста... Закрывай глаза и придумывай что угодно. А я тоже буду... и потом — спать. Завтра на работу.
==========
Три выходных, которые выдались по случаю празднования Международного Женского дня 8 Марта начались неплохо. В воскресенье случился давно запланированный визит к родителям Алëнки. Не только поздравить маму, но и, вообще, познакомиться. За праздничным столом в тихой беседе, всë выяснили, обо всëм поговорили. Никаких наездов на Мишу не было, да и он не провоцировал. По большому счëту он предстал перед Алëнкиными родителями, как вполне самостоятельный и адекватный человек. Ну а разница в возрасте... куда ж еë денешь? Эту разницу в возрасте Миши и Алëнки они, кажется, игнорировали, тем более, что им самим было о чëм поговорить. Особенно Мише с Виктором — Алëнкиным папой. Да и с Ирой Миша не вспоминал тот январский инцидент, когда они с Алëнкой вдруг разбежались... и стали скрываться один от другого. В целом визит-знакомство прошëл на ура.
Гораздо больше Миша переживал о визите к своим родителям, который они запланировали как раз на 7-е число. И не зря, оказывается, переживал, несмотря на то, что Миша хоть как-то подготовил родителей к этому визиту. К этому времени, он поговорил с отцом об Алëнке, о разводе с Леной и даже сказал, что она с Инной уезжает в Питер. Это с отцом так получилось, а с матерью поговорить не удалось, не нашëл он нужных слов, чтобы всë объяснить — поэтому, решил их познакомить. В назначенное время Миша с Алëнкой заявились к его родителям. Начало было почти такое же, как и во вчерашнем визите, пока мужики разговаривали в большой комнате, будущая невестка помогала будущей свекрови на кухне. Да, Алëнка нарядилась, конечно, соответственно визиту — в свой деловой костюм, но на Мишину маму он не произвëл должного впечатления. Также скептически она отнеслась к неопытности девочки на кухне. Тем более, что Алëнка не скрывала свои никчëмные познания в этой области, чëм ещë больше расстроила Мишину маму.
Обстановка чуть разрядилась, когда уселись за стол: мама не третировала своими расспросами девочку, зато Иван Владимирович пытался определиться с воззрениями своей будущей невестки на жизнь. Не сказать, чтобы они ему нравились и верил он в них с трудом, но когда разговор перешëл к самой основной теме — к политике, мама позвала Мишу на кухню, где могла один на один высказать сыну всë, что думала.
— Миша, и что это ты притащил к нам домой? Ты думаешь, эта шелухвостка долго с тобой проживëт? Ты сам не видишь, что она из себя представляет, или не слышишь какие она речи тут говорит?
— Мам, мы с нею уже давно живëм...
— Да, я слышала, как она к Лене приходила, и как тебя забрала... слышала. Ты думаешь, ты один такой умный? Что никто ничего не узнает, что ты творишь? Ты зачем разводишься, скажи мне на милость? До тебя ещë никто в нашем роду до такого не докатился.
— Мам, мне давно надо было тебе рассказать, чтобы...
— Чтобы я сразу слегла в больницу? Ты только и знаешь, что доводить мать. Лена такая умная и хозяйственная женщина, и что тебе, кобелю, дома не хватало? Понятно на молодую потянуло, ну погулял бы... и успокоился. Семья — это святое! — потом еë как озарила новая мысль: — А она и с тобой так разговаривает, как сейчас с отцом?
— Как разговаривает?
— Никакого уважения ни к опыту, ни к возрасту. У неë, видите ли, есть своë мнение, и все остальные должны к ней прислушиваться. Ты тоже прислушиваешься?
— Да... А если она права?
— Я так и знала. Эта стерва всë заберëт и выбросит тебя, как ненужную игрушку.
— Мам, ты ничего не знаешь.
— Что я должна знать? Ты думаешь, я сама не вижу, что она из себя представляет? Ей пальца в рот не клади, откусит полруки сразу, а на меньшее она не согласится. Когда она рожать собралась?
— Не собиралась ещë.
— Значит, точно — всë заберëт и сразу бросит тебя.
— Мам, она хорошо зарабатывает... — но говорить о том, что свои заработанные деньги она готова отдать Мише, чтобы он смог решить свои проблемы, он не стал... а может, и зря.
— И чем это она может зарабатывать? Она же ещë учится.
— Она хороший журналист.
— Ты сам понимаешь, что говоришь? Как можно заработать журналисту? Что такое можно писать, чтобы платили много? Может, ей совсем за другое платят?
— Нет, платят за работу. Я знаю, что она делает. И где сколько получает? Она мне всë рассказывает. Тем более, она меня любит.
— Ох... А дочку ты свою не любишь? И жену бросаешь... ради чего? Эта даже готовить не умеет.
— Мам, но у неë есть масса других достоинств. Она умеет решать вопросы и быстро принимать решения.
— Понятно, значит, тебе наплевать, что у матери больное сердце, ты хочешь, чтобы все ходили и показывали на меня пальцем, до чего, мол, ваш сын докатился. Взял себе в жены... такую... которая в дочки годится.
— Но я не один такой. Так мне что, жениться нельзя на ней?
— Разводиться нельзя. Бросать дочку, которую ещë не воспитал — тоже нельзя.
— А что можно? Жить вместе и мучиться, потому как не нужны больше друг другу.
— Миша, если она — эта малолетняя шалава дороже жены с дочерью, дороже матери и всех наших устоев и традиций... Я считаю, что неправильно тебя воспитала. И надо было... да что надо? Если ты всë равно же ничего слушать не хочешь.
— Мам, перестань на неë ругаться. Она не такая.
— Знаю я всë, и какая она... и догадываюсь, что от неë ждать. Это у тебя не туда глаза повëрнуты. Думаешь, если она в постели может что угодно с тобой творить, то этого хватит тебе на всю жизнь? Ох, ты ошибаешься. Они молодые все такие.
— Она — не все. И совершенно не такая, как ты еë хочешь представить.
— Но ведь доказательств у тебя нет. А всë что ты мне говоришь, только твои домыслы... с одной стороны, придуманные тобой, а ещë хуже — навязанные ею. Но бросить всë... и ради чего? Кучка костей, обтянутых кожей... А да, ещë гора самомнения и безапелляционность. Хорошую же невестку ты мне нашëл.
— Мам, я всë понял. Надеюсь, ты ей всего этого не скажешь?
— В следующий раз придëт, всë скажу.
— И на том спасибо. А пока я не хочу на эту тему разговаривать. Пойдëм в комнату.
— Ладно, я сегодня постараюсь себя держать в руках, но только ты для себя определись, зачем она тебе нужна. То, что ты скоро станешь ей не нужен, я уже вижу.
— Это только время покажет. Пошли за стол, — повторил Миша, разговоры с матерью всегда давались тяжело. Он, конечно, мог бы напомнить, какое мнение было сначала у матери к Лене. И что она говорила в первое время, потом, правда, всë забылось, притëрлись. А теперь Ленка — свет в окошке.
Когда они входили в комнату, там заканчивала свой, наверное, очень длинный монолог Алëнка:
— ...Я, конечно, понимаю, что государству люди нужны как винтики своей системы, не более того. И всë, что бы там ни говорили и президент, и правительство направлено исключительно на личное обогащение тех, кто случайно дорвался до власти. Пусть это будет чиновник или страж порядка, в любом случае, население им нужно только для того, чтобы им несли. Кто-то заметил, что если во всëм мире взятки дают за что-то... сделать или не сделать то или иное действие, то в России дают просто так. И даже не обязательно после этой взятки что-то делать. Да и никто не проверит, помогло ли это подношение или всë и так получилось... случайно, стохастически...
— Вы и это слово знаете? — удивился Иван Владимирович, в сомнении качнул головой и продолжил то, что хотела сказать: — Да, Алëна, хоть я с Вами не совсем согласен, но мысль у Вас работает в нужном направлении. Но я же не думаю, что Вы со своей работой будете эти мысли продвигать, Вы же сами работаете на этот имидж государства и оболваниваете таких, как я... пользуясь умными словами.
— Стараюсь не оболванивать. Я хочу заставить думать. Голова есть у каждого.
— Революцию устроить хотите? — удивился отец Миши.
— Возможно и так, счастливый и свободный человек не нуждается в государстве. Как, кстати, и оно в нëм. Нельзя эксплуатировать того, кто независим.
— А порядок кто-то должен охранять?
— Ох, Иван Владимирович, — вздохнула Алëнка. — От них уже надо охранять людей, как будто Вы не знаете?
— О чëм вещаешь? — спросил Миша, присаживаясь и чуть обняв Алëнку.
— Да так, о жизни. Проверяю слова. Но вообще, поняла, чего хочу... Революцию... нет, не в обществе, только в головах, чтобы хоть чуть-чуть правила изменились. Как в «Чайке...» помнишь? Джонатан улетел, а стая вернулась к своим старым порядкам, но они уже были не точь-в-точь такие же, они изменились. И пусть хоть не в ту сторону, но в любом случае — движение.
— Алëна, ты хочешь сказать, — вступила в разговор мать, — что сама счастлива? И даже можешь научить кого-то?
— Сама — счастлива. Но, научить не могу. Вообще, научить никого нельзя, научиться можно.
— Да, счастье, построенное на развалинах чужой жизни, — покачала головой мать.
Алëнка не повелась, только бросила оценивающий взгляд, благо, мать не заметила его. А на Мишу было больно смотреть, он даже подвинулся вперëд, будто хотел стать между ними, защитить обеих от перепалки. А Алëнка подумала, что вообще не надо отвечать на эту реплику, ни объяснять, ни тем более, оправдываться — всë будет не в масть. Можно было, конечно, сказать, что она не психолог, поэтому строит жизнь, как чувствует, а не как придумано, не от разума. Но что тут можно объяснить, если, всë равно, слушать никто не будет.
— Инна недавно приходила, — продолжила мать, казалось, ей надо было вызвать какую-то негативную реакцию Алëнки, завести, чтобы сказать всë, что думает. — Я не представляю, как буду жить без любимой внучки, когда она уедет за тысячу километров.
— Да, как жила, так и будешь жить, — с раздражением сказал Миша, ему не нравилось, как себя ведëт мать, поэтому сам решил вмешаться. — Раз в месяц виделись, теперь будете месяц в год, если она не к нам, а к вам приедет. Дети вырастают и уходят. Годом раньше, годом позже, какая разница.
— Разница большая. То она здесь, а то где-то там, в Питере. Алëна, а ты ещë рожать не планируешь?
— Так Миша ещë и не развëлся, — улыбнулась Алëнка. — А мне институт надо закончить, всë-таки.
— Так ты ещë учишься? — спросила мать таким тоном, как будто сказала «ты ещë в ясли ходишь?» — А Миша говорил, что ты работаешь.
— И учусь, и работаю. Одно другому не мешает.
— И зарабатываешь неплохо?
— Ну, смотря с чем сравнивать. По сравнению с нашими девчонками из группы, что подрабатывают, немереные деньги, по сравнению с Мишей — копейки. Гонорары пока маленькие, зарплата... средняя, но если хорошая рекламная акция, то можно и заработать, — Алëнка видела, что не этого ждëт от неë Мишина мама. «Ладно, охота пуще неволи. Слушай, что не хочешь услышать». — По крайней мере, себя и своего ребëнка я смогу обеспечить сама. Это я уже знаю.
Миша наблюдал за обеими, сам разговор ему очень не нравился, возможно, надо было подождать, хотя бы пока Ленка уедет, чтобы потом было легче этот разговор вести. А так получалось, что он кругом и во всëм виноват. И даже потому, что он привëл Алëнку знакомиться именно в такое время.
— Мам, прекращай допрос. А то и отец заскучал, и я как на сковородке, не знаю, как вас остановить.
— А ты не останавливай, — гневно взглянув на сына, сказала мать. — Это не допрос, я просто хотела узнать поближе будущую невестку.
— Ладно, тогда давайте я прекращу, — Миша взял рюмку. — Ещë раз с праздником. Чтобы у всех всë было хорошо, — чокнулись, выпили. — Пойдëм мы, наверное. Чай, как-нибудь, в другой раз попьëм. Пошли, Алëн, не понимают нас тут.
Прощание было недолгим, Алëнка глубоко вздохнула, как только оказались на лестничной площадке. «Да, права Марина Цветаева — сдерживать себя, когда хочется что-то сделать — очень тяжело». Миша тоже выглядел, как выжатый лимон, ему, наверное, ещë больше досталось. Не хотелось ничего говорить, ничего обсуждать. Каждый переживал сегодняшнюю встречу внутри. «Может, мне надо было прикинуться, показать себя наивной дурочкой? А смысл? Какая есть, пусть такую и принимает. Вот Иван Владимирович — адекватный. Но Мишиной матери я явно не понравилась. Но что надо было ей показать? Что я лучше Лены Васильевны? Не лучше, тем более, они меня меньше знают, и теперь, наверное, ещë долго не узнают. А мать... понятно, почему у Миши такой страх. Она же всегда права. И с этим всегда приходилось считаться. Что она ему ещë наговорила, что он такой убитый?»
— Миша, я что-то не так сделала?
— Да нет, ты хорошо держалась. Мне нельзя было тебя вести к ним. Теперь вот поругались.
— Не виновать себя. Давай, я такси вызову, он нас по дороге подберëт.
— А может, просто машину поймаем?
— Как скажешь. Не расстраивайся, она привыкнет, но на это нужно время.
— Если бы ты знала, как ей Ленка не нравилась поначалу.
— Я так и подумала. Поэтому, успокойся...
— Алëн... можно?.. А, ладно...
— Я не мешаюсь... молчу.
Домой добрались достаточно быстро.
==========
«Ну вот, праздник, и снова испорчен, и снова по моей же милости. Снова — всë неправильно. Ведь завтра собирались хорошо отпраздновать вдвоëм, а тут такое. И вообще, может, она и права... может, я не замечаю очевидных сторон, которые видны любому невооружëнным глазом. И как у меня сомнения, точно такие же сомнения и у неë. Но она может сказать в открытую, а я пытаюсь спрятаться от насущных проблем. Страусов не пугать — пол бетонный. А если честно признаться — не получается ничего с Алëнкой. И у меня не получилось, и у неë не получается. А что она там делает? Пишет чего-то. Везëт ей, она всегда может найти себе занятие, тем более, всегда всë под рукой».
— Алëнушка, — позвал Миша, Алëнка быстро пришла на кухню, успев только нажать на значок «Сохранить». — Ты выпить не хочешь?
— Совсем плохо?
— Ну не сказать, чтобы совсем, но хорошего тоже мало. Так выпьем?
— Я бы вина немножко выпила — надо притормозить процессор, — Алëнка всегда так говорила, когда вдруг мысли начинали роиться в голове, и писалось сразу всë и в разные стороны, а нужное — не получалось. Обычно, если выпить немножко красного вина, то лишние загрузы исчезают — остаются только главные.
— А я водки... ты не против?
— Нет, не против.
Миша налил себе грамм сто пятьдесят водки, Алëнке открыл вино, тоже налил большой бокал, только поднял и, чокнувшись с ней, молча выпил. Алëнка не спеша потягивала вино маленькими глотками. Она подумала, что завтра будет целый день такой — он будет грустный, она снова будет что-то жать на клавиатуре... А может?
— Миш, а может, завтра пригласим кого-нибудь или в гости пойдëм?
— Нет, в гости стопроцентно никуда не пойдëм. Хватит! А кого пригласить хочешь?
— Ну, мало ли... можно Вику с Сашей, можно Игоря с Верой.
— Ну да, только этого не хватало, — Миша, казалось, ещë больше расстроился, по крайней мере, его ноздри раздувались, когда он громко засопел.
— О чëм ты? О сексе? Миш, прекращай! Я совсем не то имела ввиду, просто надо чуть отвлечься. Праздник, всë-таки.
— Отвлечься, развлечься...
— Не хочешь, не надо. Я только предложила... Давай, пойду я? Любое моë слово вносит дисбаланс в твою голову.
— Подожди. Есть два варианта: ещë накатить и спать завалиться или думать, пока голова не распухнет.
— А есть ещë два варианта, поговорить или молчать дальше.
— Ну, нет у меня слов, чтобы говорить...
— Понимаю. И проблемы всë те же, может, чуть по-другому сформулированные, да?
— В том-то всë и дело. Давай я спать лягу, только ещë чуть-чуть догонюсь. Надо тормозить процессор, а то взорвëтся, — Миша налил себе ещë грамм сто.
— Хорошо. Иногда и это нужно.
— Всë, я спать пойду. Я же тебе не буду мешать?
— А такое было, что ты мне мешал?
Миша только грустно покачал головой и пошëл под душ, а Алëнка к своему компу. Через десять минут Миша спал, а Алëнка работала. У творческих людей праздник — это когда есть вдохновение или хотя бы мысли, а это совершенно не зависит ни от календаря, ни от часов. Сегодня были мысли — и то хорошо. В начале четвëртого Алëнка тоже улеглась уставшая, но вполне довольная тем, что написала.
==========
Утром Алëнку разбудил шум замка открываемой двери. Миша успел сходить за цветами, подошëл к кровати, с которой поднималась Алëнка, поздравил еë с праздником, подарил подарок — духи «Dior Me, Dior Me Not». Она только улыбнулась, изображать радость при таком грустном выражении лица Миши было как-то неправильно. Поцеловала его, поблагодарила, сказала, что очень-очень его любит, но и это не помогло.
Сегодня завтракали, как и вчера, слов вообще не хватало. Наконец, Миша не выдержал и спросил:
— Алëн, ты во сколько сегодня легла?
— Не помню, где-то после трëх. А что?
— Да я проснулся, ты спишь, а я всë думал-думал. Знаешь, Алëнушка, мне надо побыть одному.
— Значит, мои решения не годятся? Понимаю, они должны стать твоими, или всë же, принять свои. Правильно я поняла?
— Типа того. Короче, я на недельку хочу куда-нибудь заныкаться...
— Ты вернëшься?
— Не знаю.
— Ты в городе будешь?
— Не уверен. Может, до моря доеду. Утром так захотелось посидеть у моря, посмотреть на волны.
— Я буду ждать, — насупившись сказала Алëнка.
— Не знаю... надо ли.
— Я буду ждать, — настойчиво повторила она.
— Я позвоню, как определюсь.
— Ты когда собираешься?..
— Сейчас.
— Деньги есть?
Миша махнул рукой, типа, не надо ничего, быстро собрался и уже у двери сказал:
— По любому, увидимся ещë. Поэтому, до свидания.
— До свидания.
И остались два одиночества каждый по свою сторону этой захлопнувшейся двери.
Алëнка не плакала, она даже не разозлилась на Мишу за очередной испорченный праздник. Она постояла так полчасика и, бросив взгляд на букет, стоявший в комнате, пошла к компу.
==========
Миша закрыл дверь и не стал даже лифт вызывать, пошëл пешком вниз. Да, зря он вчера пил, поэтому нельзя будет сегодня добраться до моря. Хотя, если ехать не торопясь, и не нарушая правил... Но всë же лучше, где-нибудь сегодня отлежаться, а там и в дорогу. Он отключил телефон, доехал до «Яра», снял номер. И до полуночи то лежал, то дремал...
В полночь уехал через Воронеж, хотя можно было проехать и по окружной, но почему-то так захотелось. Он ехал по родному ночному городу, и как будто всë это видел в последний раз, будто прощался, будто хотел запомнить, всë до мельчайших деталей, чтобы хоть через это вспомнить, что тут его тоже могут ждать, хоть кто-то.
А потом была трасса, полупустая, как Мишина голова. Он себе дал установку разгрузиться по полной, а уже потом начинать думать о насущном. Миша ещë не решил, куда едет, скорее всего, в Лазаревское или в Сочи. Но, возможно, планы по дороге сменятся. Миша не гнал сильно, соблюдал все знаки и разметку, и в начале второго, практически, 13 часов за рулëм — остановился в Сочи, у гостиницы «Приморская», снял номер, поселился, перекусил в ближайшем кафе и пошëл к морю.
Море было неспокойное — штормило, не сильно, но четыре-пять баллов было. И не очень холодный, но сильный ветер выгонял последние дурные мысли из головы. Часа три простоял Миша, глядя как волны накатывают на галечный берег, как разбиваются о неприступный берег, и ничего не могут сделать с ним. Вода... она хоть и точит камень, но так медленно. Миша смотрел-смотрел, понял, что именно в это место ему и хотелось попасть. Когда вот тут всë: бескрайнее море впереди, огромное серое небо над головой, сзади горы... и он такой маленький во всëм этом величии и бескрайности. И все его проблемы... они такие же — несущественные... перед всем остальным.
Лишь только стемнело, и море на горизонте погрузилось в серо-чëрную пустоту, и только возле берега в свете уличных фонарей были видны волны, и только слышен шум прибоя, Миша глубоко вздохнул и пошëл в свой номер. Только здесь он вспомнил, что сегодня рабочий день... был. «И что же там творилось? Что там было вообще? Алëнка рассказала, что я уехал, или не захотела? Может, позвонить? Но куда и кому? Ладно, завтра позвоню. Там ничего срочного, вроде бы, не было, но всë же душа не на месте».
Включил телефон. Подождал немного, может, какие СМС-ки заблудились и теперь ждут, когда он включится в сеть, но ничего не было. Ну и ладно, значит, и не нужен был, а пропущенные вызовы на выключенном телефоне не фиксируются. Усталость всë-таки взяла своë, Миша лëг спать, перед самым сном подумал, может, послать всех и навсегда, и пожить одному? Но, так и не придумав ответа на этот вопрос, уснул.
Утром позвонил на работу, главбуху. Там всë нормально, работают, как ни странно. Обещал приехать к 15-му, там же был один чек подписанный, а для клиент-банка его присутствие и не нужно, но люди в чëм виноваты, что с ним связались? На этом, вопрос по работе был снят.
Он бродил по городу, смотрел, слушал, надеясь, что найдëт, за что зацепиться. Нашëл книжный магазин. За полтора часа, которые он там провëл, перелистал тучу книг, но ничего для себя не выбрал и пошëл дальше. День был какой-то совершенно пустой. Ни-че-го... ну и ладно, привыкаем к пустоте. Пустота должна же быть чем-то и когда-то заполнена. Будем ждать, когда откроется канал... или хотя бы ручеëк. Снова долго смотрел на море. И снова спал без всяких сновидений всю ночь.
А.А. «Ошибки в правилах»
На момент свершения какого-либо действия человек делает только то, что ему нужно, как самый лучший вариант. И это определяется конкретным временем, в ответ на конкретные обстоятельства, потому что любые другие действия были бы ещë хуже.
Но в последнее время замечаю, что поступив «как правильно», я чаще всего получаю не желаемый результат, а какую-то фигню. Но, выходит, я по другому поступить не могла... в тот момент. А что меня подвигло на это? Скорее всего мои правила, установленные для себя. Хотя могли сработать страхи и самообманы — тоже есть такие причины. А может, в моих правилах заложена ошибка?
Кто и когда вложил нам эти схемы поведения? Почему мы восприняли в тот момент эту схему, как правильную? Я не знаю. И в моей системе ценностей где-то на самой глубине, в самом основании, в фундаменте, заложено несколько ложных, неправильных камней... Но туда так сложно добраться, поэтому я живу, руководствуясь именно этими установками, которые давным-давно изжили себя, а я всë пытаюсь их реанимировать, а за это получаю по заднице. И больно получаю.
Поняла. Надо пересмотреть всë! Можно выкинуть все мешающие мне правила на помойку и придумать новые. А если вдруг возникнут новые обстоятельства, и новые правила не приведут к нужному результату, их тоже надо все послать и придумать такие, которые не будут мешать жить.
За что я больше всего переживаю? Какой у меня был в последнее время самый некрасивый поступок? Наверное, секс с Игорем.
В первую ночь в «Яре» я себя ему предложила... от чистого сердца, в знак благодарности за всë, и не сомневаясь дала бы. Мои ощущения от этого были бы на 18-м месте. Но он не воспользовался моим предложением. Да, я не поняла в тот момент его поведения, но потом всë встало на места. Всë это было по моим правилам: я ему была должна и хотела отблагодарить. А по его правилам: он не стал злоупотреблять, не воспользовался, потому как мог потерять себя, свою сущность. И он жутко не хотел преступать последнюю грань интимности.
Дальше — хуже. Я, всë-таки, принудила его к сексу: сначала шарики, а после душа — он уже не мог мне отказать. Тут тоже всë понятно. Но почему я так поступила? Потому что была должна... отблагодарить... и, получается, насильно. Я сделала всë, чтобы всë было по моим правилам! И за это и расплачивалась двое суток. А мои правила никуда не годятся! И я их поменяю! На лучшие! Сейчас!
Я ничего никому ни за что не должна!
Я делаю то, что могу, что хочу, что обещала!
Это моë новое правило, с которым я буду жить дальше.
|
