Библиотека Живое слово
Психология

Вы здесь: Живое слово >> Психология >> Роберт Антон Уилсон. Космический триггер >> Визит в Мигогбрук


Предыдущее

Роберт Антон Уилсон. Космический триггер

Визит в Миллбрук


Следующей случайностью, типичной для сети, стала моя встреча с д-ром Тимоти Лири, человеком, который, по мнению его врагов, промыл мозги всего поколения отравляющими сознание наркотиками, а по мнению его друзей открыл путь освобождения человеческого сознания от культурно обусловленных ограничений.

Я познакомился с Лири через Ральфа Гинзбурга, который в 1964 году предложил мне должность заместителя редактора в журнале «Факт». Хотя я обожал нашу крошечную ферму в Огайо, а мои дети яростно сопротивлялись возвращению в Нью-Йорк, Ральф соблазнил меня заманчивым годовым доходом — в два раза большим, чем мне удавалось заработать между фермой и работой в городе. Я купил цивилизованную городскую одежду, выбросил последние пейотные грибочки и вернулся в урбанистический улей. Шаман вновь, так сказать, одомашнился.

Я хотел взять интервью у доктора Лири для журнала «Факт», но Ральф, демонстрируя странную форму «предвидения», которой сопровождалась вся его трудовая деятельность, сказал, что шумиха по поводу психоделических наркотиков поутихла (1964 г.) и эта тема больше никому не интересна (1964 г.), а Тимоти Лири скоро будет забыт (1964 г.). И все же мне хотелось познакомиться с д-ром Лири. Наконец, всеми правдами и неправдами мне удалось выманить у Пола Кесснера из «Реалиста» такое внештатное задание и совершить путешествие (которое вскоре повторят несметные полчища психологов, пасторов, рок-звезд, восточных гуру и молодых искателей Чуда) к озеру Гудзон, в ашрам Миллбрук.

Это было лишь самое начало в истории «сумасшествия шестидесятых», как метко обозначил это время Чарльз Слэк. Тем летом Тимоти Лири, изгнанный из Гарварда за еретические научные исследования и неблаговидное использование Первой Поправки к Конституции, изучал тибетскую «Книгу мертвых» и по-прежнему интенсивно занимался научной клинической психологией.

Об ашраме в Миллбруке так много написано, что нам не стоит входить в мельчайшие подробности. Подъезжая, мы увидели на крыше главного здания чернокожего парня, игравшего на трубе прекрасный джаз в полном одиночестве, а на стенах буквально каждой комнаты висели знаменитые психоделические коллажи. Но в общем и целом особняк весьма смахивал на место, где ученые проводят научные семинары. Если Гордон Лидди и прятался в кустах, пытаясь подсмотреть в бинокль за сексуальными оргиями и другими отвратительными преступлениями, то в тот конкретный день он, наверняка, страшно скучал.

При первом знакомстве Тим производил впечатление типичного университетского профессора средних лет, правда, с виду более спортивного, чем остальная академическая братия. Мы упоминаем об этом потому, что в последующие годы он стал выглядеть намного моложе. Когда позднее мы будем обсуждать теорию метапрограммирования и исследования Пола Сигалла по аминокислотам, связанным с психоделиками и старением, то обнаружим некоторые доказательства, которые указывают на то, что моложавый облик д-ра Лири, возможно, имел биохимическое объяснение. Помимо того, что Тим был атлетически сложенным мужчиной средних лет, он отличался необыкновенной свободой от пространственно-временных условностей, характерных для обычного американца. Порой во время разговора с вами он мог подойти к вам очень близко, как это делают мексиканцы, или смотреть в глаза не отводя взгляд, как это распространено среди американцев. И если вы начинали из-за этого нервничать, он отходил назад и давал вам возможность расслабиться. И, коненчо, уже тогда на его губах играла «знаменитая усмешка Лири».

«Во время кислотного путешествия добиваешься самых лучших результатов тогда, когда трахаешь того, кого по-настоящему любишь, — сказал он в тот день. — В это время нервная система наиболее открыта, наиболее некондиционирована и готова принять совершенно новый импринт».

Тима порадовало, что Репортер достаточно разбирался в психологии, чтобы оперировать терминами «игра с нулевым итогом», «закрепление условного рефлекса», «трансакция» и т. п., а особенно он был доволен, что в отличие от любого другого берущего интервью журналиста, с которыми он встречался, этот Репортер читал его книгу «Межперсональный диагноз личности» и хотел расспросить о том, как пространственно-временные трансформации психоделического странствия коррелируют с пространственно-временными типами личности, которые он выделил в этой работе.

«ЛСД вынимает вас из нормального пространственно-временного эго», — кратко сказал он. — «Я всегда прохожу через процесс, в котором космическая игра подходит к концу, временная игра подходит к концу, а затем игра Тимоти Лири подходит к концу. Это кульминация, и в этот момент можно создать новый нейрологический импринт, потому что тогда все старые импринты на некоторое время приостанавливают свое действие».

Репортер поинтересовался мнением о пейоте, ЛСД, и реальности выхода из тела в такие критические моменты.

«Пока я не проведу эксперимент, чтобы по-настоящему проверить, выходит ли человек из тела, — сказал Тимоти, — я попросту не буду о этом говорить. На данный момент это сугубо субъективное мнение».

Безусловно, самоое устойчивое впечатление Репортера в тот день — что Тимоти Лири это человек, который ненавидит, не терпит и презирает людей, которые совершают эпистемологический грех «построения домыслов за рамками фактов». Каждый ответ, который он давал, строился либо на выводах, сделанных из результатов экспериментов, либо содержал обещание, в котором выражалась надежда найти способ экспериментально проверить результаты по мере продолжения работы.

Лири также подчеркнул (как он делал это перед всеми репортерами), что ощущение при приеме психоделических наркотиков — это синергический результат трех неаддитивных факторов:

(1) дозировки употребляемых препаратов;

(2) установки — ожиданий, эмоциональных статусных игр, личностных характеристик и профессиональных способностей человека и пр.; и

(3) обстановки — истинных событий в пространстве-времени. Репортер прекрасно это понимал и аккуратно его цитировал; мы часто удивлялись, почему другие репортеры понимали его столь убого и так возмутительно искажали его слова.

Возможно, синергическая теория «дозировки, установки и обстановки» — это выдающийся вклад д-ра Лири в психофармакологию (позже мы поговорим о его вкладе в другие науки), но журналистская братия понимала его примерно так, как малообразованный человек понимает эквивалентность массы и энергии Эйнштейна и может сказать, что Е = чему-то-такому-или-еще-чему-то.

В тот день мы больше всего говорили о теории игр. Когда мы приехали, Тимоти конечно же играл в бейсбол на лужайке Миллбрука, и с тех пор бейсбол неотступно всплывал в нашем разговоре на метафорическом уровне. Еще в 1957 году он отказался от понятий «психолог» и «пациент», заменяя их концепцией «исследовательской команды». Он был убежден, что иерархия, подразумеваемая понятиями «психолог» (высшая собака) и «пациент» (низшая собака), заранее настраивает на определенные выводы. Теперь он хотел исследовать все межперсональные отношения в терминах «игровой модели» Монгенштерна — фон Неймана.

По мнению экономиста Оскара Монгенштерна и математика Джона фон Неймана, выраженному в их эпохальном труде «Теория игр и экономическое поведение», большинство человеческих трансакций можно проанализировать математически, если относиться к ним как к играм. Лири написал свою диссертацию по групповой терапии (и это в то время, когда один из его факультетских руководителей с негодованием твердил: «Молодой человек, групповая терапия — это логическая несообразность!») и проанализировал личность как групповой процесс, характеризуемый принципами межперсональной политики. Проще говоря, он считал эти стереотипные групповые процессы определения реальности играми.

Что на самом деле делают игроки в пространстве-времени? — риторически вопрошал Лири в тот день. — «Кто отбивает? Кто подает? Каковы правила игры? Каково максимальное число плохих ударов, после которых ты в ауте? Кто составляет правила? Кто может изменить правила? Вот самые главные вопросы. Если любой из тех, кто здесь находится, будет говорить о «болезни», «неврозе», «эго», «инстинкте», «зрелости» или любой другой метафизической чуши, его вышвырнут отсюда к чертовой матери».

Фактически Лири продолжал отрицать всю психологическую терминологию, считая ее донаучнои и расплывчатой. «Мы заключили между собой соглашение, — сказал он, — что будем говорить дельно, а это подразумевает указание на положение тел в пространстве-времени и разновидность сигналов, которыми эти тела обмениваются».

Это было основное методологическое положение постэйнштейновской физики, но Лири максимально расширил сферу его применения. Ни о ком нельзя говорить, что он «психически здоров» или «психически болен», «прав» или «неправ», «галлюцинирует» или «не галлюцинирует», ибо все эти слова — лишь оценочные суждения, которые зависят от различных предубеждений наблюдателя. С объективной и релятивистской точки зрения, все, что происходило в межперсональных отношениях, можно было представить так: многочисленные партии и коалиции договаривались о контроле над нейромышечным пространством (этнологическая территория) или о праве устанавливать игру для всех других игроков (идеологическая территория).

Главным оппонентом Лири в Гарварде был д-р Скиннер, пионер бихевиористского подхода, отрицавший интуитивистские и поэтические психологии фрейдистов и юнгианцев, считая их ненаучными. Хотя Лири с этим соглашался, он ощущал, что сам Скиннер тоже свернул с правильного курса, используя в качестве модели маятниковые механизмы (действие — противодействие) ньютоновской физики. «Психология не станет научной, взяв за образец физику прошлых веков, — сказал он, — Мы должны научиться использовать лучшие модели физики этого столетия». Он чувствовал, что такие модели будут релятивистскими и будут описывать различные координаты реальности, которые ощущаются телами при обмене сигналами в пространстве — времени.

В последующие несколько лет такое множество людей было шокировано и поставлено в тупик «психоделическим Гуру» (Тимом Лири), что эту мысль, которая лежала в основе его работы, вообще не поняли.

Реализуя в 1961 — 1962 годах проект по реабилитации заключенных, к участию в котором Лири был привлечен массачусетским отделом исправительных работ, Тимоти запрещал своим сотрудникам рассуждать, становятся заключенные «хуже» или «лучше».

«Где находятся их тела в пространстве — времени? Какими сигналами они обмениваются?» — спрашивал он вновь и вновь. Он разработал семимерную игровую модель и настаивал на анализе общего поведения с точки зрения:

1) разыгрываемых ролей;

2) правил, признаваемых всеми игроками;

3) стратегии победы (или мазохистской победы-в-поражении);

4) целей игры, отвечающих требованиям;

5) языка игры и подразумеваемого семантического мировоззрения;

6) пространственно-временных шаблонов,

7) специфических движений в пространстве — времени.

«Если ты не можешь описать эти семь измерений группового поведения, значит, ты вообще не понимаешь их игру, — говорил Лири Репортеру. — Большинство так называемых «неврозов» лучше всего анализируются, если представить, что человек, собираясь играть в футбол, попал на бейсбольное поле. И если он считает футбол единственной игрой во вселенной, то игроки-бейсболисты покажутся ему извращенцами или психами. А если сами игроки считают единственной игрой во вселенной бейсбол, то за психа примут его».

Лири добавил, что тибетская «Книга мертвых» — это «пособие по одному виду игры, которая изменяет сознание». Оно помогает проводить репрограммирующие сеансы ЛСД, так как ЛСД «приостанавливает действие импринтированных нейрологических игр» и позволяет «импринтировать новые игры».

(В 1957 году чехословацкий психиатр Рубечек предположил, что «ЛСД приостанавливает действие условных рефлексов, или кондиционирования». Лири был первым, кто сказал, что ЛСД действует глубже уровня кондиционирования и непосредственно изменяет основные импринты: нейрогенети-ческие границы обычно не изменяются под действием прямого или обратного кондиционирования.)

«Вы на самом деле имеете в виду использование этих наркотиков для трансформации всей личности?, — в какой-то момент спросил Репортер. — И эго, и сознания, и эмоций, и всего...»

«Да, — ответил Тим. — В этом основная суть. ЛСД при правильной установке и обстановке может трансформировать все, что мы считаем нами. Поэтому ЛСД — самое эффективное средство в мире по промыванию мозгов. В этом и кроется суть моих двух заповедей».

«Две заповеди для Нейрологической Эпохи» д-ра Лири, опубликованные в нескольких его книгах и статьях шестидесятых годов, таковы:

1. «Не изменяй сознание ближнего без его или ее согласия».

2. «Не препятствуй ближнему изменять его или ее сознание».

Лири хотел, чтобы прием психоделиков контролировался и регулировался клиническими врачами и психологами-клиницистами, которые руководствовались бы профессиональным моральным кодексом, защищающим права субъектов.

(В сущности, он вообще не любил слово «субъекты» и эгалитарно предпочитал называть своих подопечных в каждом эксперименте «коллегами-исследователями»). Он был убежден, что передача контроля в руки правительства приведет к злоупотреблениям и незаконным махинациям с наркотиками. Ряд последних разоблачений, касающихся исследовательских программ ЦРУ, недвусмысленно показывают, что опасения Лири были не напрасны.

Лири представлял, что идеальная клиника по реимпринтингу должна работать следующим образом. Допустим, у вас есть личностная проблема и вы хотите измениться.

Возможно, вы фетишист, или слишком много пьете, или чувствуете, что не разбираетесь в математике, или ничего не умеете делать руками. Короче, это может быть все что угодно. Вы отправляетесь в клинику и обсуждаете эту проблему с экспертом по изменению поведения. Он излагает вам теорию, которая лежит в основе психоделического импринтинга, и дает вам стопку книг, в которых четко формулируются все доводы «за» и «против» этой теории (в том числе статьи тех, кто утверждает, что это вообще не работает или слишком опасно).

В течение недели вы размышляете. Если вы приходите к выводу, что теория хороша, то договариваетесь о следующей встрече. Если персонал клиники решает, что вы приемлемый субъект (не предрасположенный к психическим заболеваниям или чрезмерной уязвимости), то вы вместе с экспертом по изменению поведения разрабатываете «маршрут путешествия». Это программа, в которую может входить использование музыки и ритуалов, или простая техника последовательной релаксации ваших напряженных мышц. В момент кульминации создается импринт. Вы возвращаетесь из путешествия с новой реальностью: то, что было невидимым или невозможным раньше, теперь стало частью вашего «я» и вашего поля восприятия.

Лири опробовал эту технику в проекте реабилитации тюремных заключенных и утверждает, что сократил уровень рецидивизма (новых преступлений) на восемьдесят процентов.

Лири определял успех или неудачу [16] с точки зрения пространственно-временного положения тел заключенных через два года после освобождения из тюрьмы. На тот момент он с удовольствием отмечал, что свыше восьмидесяти процентов заключенных по-прежнему находятся за пределами тюрьмы, хотя большинство вышедших на свободу заключенных в течение двух лет снова попадает в тюрьму. Через пятнадцать лет, в 1976 году, доктор Уолтер Хастон Кларк отметил, что тела большинства известных ему «заключенных Лири» все еще находятся вне тюрьмы в пространстве — времени. [17]

Доктор Алперт воспользовался такой же методологией при лечении человека, который страдал непреодолимым гомосексуальным влечением, но хотел обрести способность к сексуальным контактам с женщинами. Потребовалось всего лишь три сеанса, причем один из них был посвящен разработке программы вместе с пациентом. За два кислотных путешествия с: а) порнографией и б) женским сексом терапевт импринтировал новую реальность: этот человек стал в основном гетеросексуалом. Любому модификатору поведения, работающему без ЛСД, удалось бы добиться такой трансформации не менее чем за несколько месяцев кондиционирования. [18]

Повторно обращаю ваше внимание: Лири никогда не утверждал, что такие результаты могут быть получены без соответствующей установки и обстановки, а также всестороннего сотрудничества между человеком, стремящимся к изменению своего поведения, и прикрепленным к нему клиницистом (или клиницистами).

Лири утверждал, что при выполнении этих условий и неукоснительном следовании «двум заповедям» можно добиться в высшей степени положительных результатов.

Но он особенно акцентировал внимание на том, что при игнорировании этих параметров весь процесс превращается в психическое изнасилование, которое может стать тяжелейшей травмой для субъекта.

«Самое главное правило, — оживленно говорил он Репортеру, — состоит в том, что сам путешественник решает, какое изменение поведения ему желательно. И никто другой не имеет права решать за него».

В тот летний день 1964 года я считал эту эйнштейновскую и анархистскую разновидность скиннеровской модификации поведения одновременно увлекательной и обнадеживающей. Я решил, что д-ра Лири ни в коем случае не следут выпускать из виду и что этот человек в ближайшие десять лет сделает большое дело. У меня и в мыслях не было, что четыре года из этих десяти лет д-ру Лири придется бороться за то, чтобы не сесть в тюрьму, а остальные шесть — за то, чтобы выйти из тюрьмы.

Следующее


Библиотека "Живое слово" Астрология  Агентство ОБС Живопись Имена

Гостевая
Форум
Почта

© Николай Доля.
«Без риска быть...»

Материалы, содержащиеся на страницах данного сайта, не могут распространяться 
и использоваться любым образом без письменного согласия их автора.