Библиотека Живое слово
Классика

«Без риска быть...»
проект Николая Доли



Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Р. Бах. Мост через вечность >> Пять


Ричард Бах

Предыдущее

Пять

Я перешел улицу и в аптеке узнал, как пройти в место, где может быть то, что мне необходимо. Следом за забегаловкой типа «не-проходи-мимо» — на улице Лэйк Робертс Роуд, под ветвями, заросшими испанским мхом — библиотека имени Глэдис Хатчинсон.

В книгах можно отыскать все, что нас интересует,— почитай, тщательно изучи, немного практики — и вот мы уже мастерски метаем ножи, выполняем капитальный ремонт двигателей, говорим на эсперанто как на родном.

Взято, хотя бы книги Извила Шута — закодированные голограммы порядочного человека. Опекун из мастерской, Радуга и роза. Писатель впечатывает личность, которой ни является, в каждую страницу каждой своей книги, и в тиши библиотек мы можем вычитать, его в свою собственную жизнь, если захотим.

Прохладный шорох большой комнаты, книги, обреченные жить на полках, я ощущаю, как они дрожат, предвкушая возможность чему-нибудь, меня научить. Я с нетерпением ожидаю момента, когда с головой окунусь, в книгу Итак, вы получили миллион долларов!

Как это ни странно, в каталоге такое не значилось. Я просмотрел карточки на Итак, на Миллион. Ничего. На тот случай, если название звучит иначе, скажем, Что делать, если вы внезапно стали богатым, я посмотрел также Что, Богатый и Внезапно.

Я попытался действовать иначе. И каталог «В печати» разъяснил мне, что моя проблема состоит не в том, что интересующей меня книги нет в данной библиотеке, а в том, что она вообще никогда не издавалась.

—Невозможно,— подумал я.

Я разбогател. Это происходило и со многими другими. Должен же был один из них написать книгу. Не по поводу бирж, вкладов и банков — меня интересовало не это — но о том, на что это может быть похоже, какие возможности открываются, какие мелкие напасти рычат, норовя ухватить вас за икры, какие крупные неприятности могут, подобно хищным птицам, свалиться на меня с неба в этот момент. Пожалуйста, хоть, кто-нибудь, научите меня, как быть. В библиотечном каталоге — никакого ответа.

—Простите, мэм,— сказал я.

—Да, сэр?

С улыбкой я обратился к ней за помощью. С четвертого класса мне не приходилось видеть штампик с датой, прикрепленный к деревянному карандашу, и вот теперь в ее руках я вижу его с сегодняшней датой на нем.

—Мне нужна книга о том, как быть богатым. Не о том, как добывать деньги. А что делать, если получил кучу денег. Вы бы не могли порекомендовать...

Было ясно, что к странным просьбам ей не привыкать. Да моя просьба и не была, наверное, странной... Флорида кишит цитрусовыми королями, земельными баронессами, внезапно возникшими миллионерами.

Высокие скулы, каштановые глаза, волосы до плеч волнами цвета темного шоколада. Деловая и сдержанная с теми, кого не знает как следует.

Она смотрела на меня, когда я задавал свой вопрос. Потом отвела глаза влево-вверх — направление, в котором мы обычно смотрим, когда стараемся вспомнить, что-то, что знали раньше. Вправо-вверх (я где-то читал) — туда мы бросаем взгляд, когда подыскиваем что-нибудь новое.

—Что-то не припомню...— произнесла она.— Как насчет биографии богатых людей? У нас масса книг о Кеннеди, книга о Рокфеллере, я знаю. Еще у нас есть Богатые и сверх-богатые.

—Не совсем то. Не думаю. Мне бы что-нибудь типа Как справиться со внезапно возникшим богатством.

Она покачала головой, с серьезным видом, задумчиво. Интересно, все задумчивые люди красивы?

Она нажала кнопку селектора на столе и мягко проговорила в микрофон:

—Сара-Джин? Как справиться со внезапно возникшим богатством. У нас есть экземпляр?

—Никогда о таком не слышала. Есть Как я сделал миллионы на торговле недвижимость, три экземпляра...

Неудача.

—Я посижу здесь у вас немного, подумаю. Трудно поверить. Должна же где-то быть такая книга.

Она взглянула на мой сверток, на который в этот миг падал грязновато-пятнистый свет, потом опять — на меня.

—Если вы не возражаете,— спокойно сказала она,— вы могли бы положить вашу бельевую сумку (*) на пол. У нас, знаете, везде новые чехлы на стульях и креслах...

—Да, мэм.

—Наверняка — думал я,— здесь на заставленных книгами полках должно быть что-то, где написано то, что мне вероятно, следовало бы теперь знать.— Дураки очень быстро расстаются со своими деньгами. Это было единственным, что я знал доподлинно без каких бы то ни было книг.

Мало кто способен посадить Флита на скошенном поле так, как это делаю я. Но в тот миг в библиотеке имени Глэдис Хатчинсон я подумал, что с точки зрения обуздания фортуны я, возможно — единственный в своем роде несравненный заведомый неудачник. Бумажная работа всегда была для моего ума неподъемным грузом, и у меня были весьма серьезные сомнения относительно того, что все произойдет так гладко, когда нужно будет распорядиться деньгами.

Еще минут десять я изучал каталог, в итоге меня привлекли карточки, обозначенные словами Везение и Невезение. Потом я оставил эту затею. Невероятно! Такой книги, как та, которая была мне нужна, не существовало!

В растерянности и сомнений я вышел на солнышко, ощутив фотоны, бета-частицы и космические лучи, которые роились и отскакивали от всего, в тишине со скоростью света вжикая сквозь утро и сквозь меня.

Я уже почти дошел до той части городка, где находилось мое утреннее кафе, когда обнаружил исчезновение своего злополучного свертка. Вздохнув, я развернулся и отправился обратно в библиотеку по солнышку, ставшему еще теплее, за своей постелью, оставшейся лежать возле шкафа с каталогами.

—Простите,— еще раз извинился я перед библиотекаршей.

Сколько у нас книг, и сколь, многим еще предстоит быть написанными! Как свежие темные сливы на самой верхушке. Не слишком большое удовольствие — карабкаться по хлипкой лесенке, извиваться среди ветвей, превосходя самого себя в попытках до них дотянуться. Но сколь восхитительны они, когда работа закончена!

А телевидение, это — восхитительно!? Или работа по рекламе моей книги усилит мою боязнь толпы? Как мне удастся ускользнуть, если у меня не будет биплана, в который можно вскочить, и улететь на нем над деревьями прочь?

Я направился в аэропорт — единственное место в любом незнакомом городе, где летчик чувствует себя в своей тарелке. Я определил, где он находится по посадочной сетке — незаметным следам, которые большие самолеты оставляют, заходя на посадку. Я находился практически под участком между третьим и четвертым поворотами перед посадкой, так что до аэропорта было совсем недалеко.

Деньги — это одно, а вот толпы, и когда тебя узнают, а ты хочешь тишины и одиночества — это совсем другое. Честь и слава? В малых дозах — может быть, даже приятно, ну а если ты уже не в состоянии все это пресечь? Если после всех этих телевизионных штучек повсюду, куда только ни пойдешь кто-нибудь, обязательно говорит: «Я знаю вас! Ничего не говорите... а-а, вы тот самый парень, который написал эту книгу!»

Мимо в предполуденном свете, не глядя, проезжали и проходили люди. Я был практически невидим. Они не знали меня, я был всего лишь, прохожим, направляющимся в сторону аэропорта с аккуратно свернутой подстилкой в руках, некто, имеющий право свободно ходить по улицам, не привлекая к себе всеобщего внимания.

Приняв решение сделаться знаменитостью, мы лишаемся этой привилегии. Но писателю это вовсе не обязательно. Писатель может оставаться неузнаваемым где угодно, даже когда множество людей читает его книги и знает его имя. Актеры так не могут. И ведущие телепередач не могут. А писатели — могут!

Если мне предстоит стать, Личностью — буду ли я об этом сожалеть? Я всегда знал — да. Вероятно, в каком-то прошлом воплощении я старался приобрести известность. Это — не захватывающе, не привлекательно,— предупреждало то воплощение,— иди на телевидение — и ты об этом пожалеешь.

Маячок. Мигалка с зелено-белым вращающимся стеклянным колпаком — ночная отметка аэропорта. Задрав нос, на посадку заходил «Аэронка-Чемпион» — двухместный тренировочный самолет с тканево-лаковой обшивкой и задним колесом под килем вместо носового спереди. Мне заочно понравился аэропорт,— только по «Чемпиону», заходящему на посадку.

А как некоторая известность отразиться на моем поиске любви? Первый ответ возник мгновенно, без малейшей тени колебания: это смертельно! Ты никогда не узнаешь, Ричард, любит она тебя или твои деньги. Послушай, если ты вообще намерен ее отыскать,— ни в коем случае никогда не становись знаменитостью. Ни в каком виде.

Все это — на одном дыхании. И тут же забылось.

Второй ответ был настолько толковым, что стал единственным, к которому я прислушался. Родная душа — светлая и милая — она ведь не путешествует из города в город в поисках некоего парня, который катает пассажиров над пастбищами. И не повысятся ли мои шансы с ней встретиться, когда она узнает, что я существую? Редкая возможность, специальное стечение обстоятельств в тот самый момент, когда мне так необходимо ее встретить!

И, несомненно, стечение обстоятельств приведет мою подругу прямо к телевизору как раз во время демонстрации нужной программы и подскажет, как нам встретиться. А публичное признание постепенно рассеется. Спрячусь на недельку в Ред Оук, штат Айова, или в Эстрелла Сэйлпорте, в пустыне к югу от Феникса (**), и таким образом верну себе уединение, но найду ее! Разве это так уж плохо?

Я открыл дверь конторы аэропорта.

—Привет,— сказала она,— чем могу быть, вам полезна?

Она заполняла бланки счетов за конторкой, и улыбка ее была ослепительна.

Мой «привет» увяз где-то между ее улыбкой и вопросом. Я не знал, что сказать. Как ей объяснить, что я — свой, что аэропорт, и маячок, и ангар, и «Аэроника», и даже традиция дружески говорить, «привет» тому, кто приземлился — это все часть, моей жизни, что все это было моим так долго, а теперь вот ускользает и меняется из-за того, что я сделал, и что я вовсе не уверен, что хочу перемен, так как знаю: все это — мой единственный дом на земле?

И что могла сделать она? Напомнить мне, что дом — это все известное нам и нами любимое и что домом становится все, что мы выбираем в качестве дома? Сказать мне, что она знает ту, которую я ищу? Или что парень на бело-золотистом «Тревл Эйр» приземлялся час назад и оставил для меня записку с именем женщины и адресом? Или предложить план, сообразно которому я мог бы мудро распорядиться миллионом четырьмястами тысячами долларов? Чем она могла быть мне полезна?

—Да я, в общем-то, не знаю, чем вы можете быть мне полезны,— сказал я.— Я в некоторой растерянности, похоже. А у вас в ангаре есть старые аэропланы?

—«Потерфилд»— довольно старый — он принадлежит Джилл Хэндли. «Тигровый мотылек» Чета Дэвидсона. У Морриса Джексона — «Уэко», но он запирает машину в отдельном Т-образном ангаре...

Она засмеялась,— «Чемпионы» уже довольно старые. Вы ищете «Чемпион»?

—Это — один из лучших аэропланов в мировой истории,— сказал я.

Ее глаза сузились:

—Нет, я шучу! Не думаю, что мисс Рид когда-нибудь станет продавать свои «Чемпионы».

Наверное, я был похож на покупателя. Как люди чувствуют, что у незнакомца есть миллион?

Она вновь занялась счетами, и я заметил обручальное кольцо витого золота.

—А можно заглянуть в ангар на минутку? О'кей?

—Конечно,— она улыбнулась.— Чет — механик, он должен быть где-то там, если только не вышел пообедать, в кафе напротив.

—Спасибо.

Я прошел через зал и открыл дверь, ведущую в ангар. Я был дома. Хорошо. Кремово-красная «Чессна-172» на техосмотре — колпаки двигателя открыты, свечи сняты, замена масла проведена наполовину. «Бич Банза» — серебристый с голубой полосой на борту — аккуратно установлен на желто-черных полосатых стойках — проверка механизма подъема массы. Самые разные легкие самолеты — я знал их все. В тишине ангара зависла напряженность того же типа, что чувствуется на лесной поляне... незнакомец ощущает на себе взгляды, замершее действие, затаенное дыхание.

Там стоял большой гидросамолет «Груммэн Виджен» с двумя трехсотсильными радиальными двигателями, новым отдельным лобовым стеклом, зеркалами на концах крыльев, позволяющими летчику проверить, убраны ли колеса шасси при посадке на воду. Если на такой машине сесть на воду с выпущенными колесами, то от брызг у пилотов в глазах скачут мириады солнечных зайчиков.

Я стоял возле «Виджа» и смотрел на его кокпит, почтительно держа руки за спиной. В авиации никому не нравится, когда незнакомый человек без разрешения трогает самолет. Не столько но причине возможных повреждений, сколько потому, что такое действие является неправомерной фамильярностью. Это — примерно то же самое, что, проходя мимо, потрогать жену незнакомого человека, чтобы посмотреть на его реакцию.

Позади меня, у двери ангара,— виднелся «Тигровый мотылек». Его верхнее крыло возвышалось над всеми остальными аэропланами как платок, которым друг машет вам над толпой. Крыло было раскрашено в те же цвета, что и самолет Шимоды — белый и золотистый! Чем ближе я подходил, пробираясь сквозь путаницу крыльев, хвостов, станков и приспособлений, тем в большей степени я был поражен цветом этой машины.

«Мотыльки» из Хэвилэнда! Целый пласт живой истории! Для меня всегда были героями мужчины и женщины, совершившие на «Тигровых мотыльках», «Мотыльках» и «Лисах-мотыльках» кругосветный перелет из Англии. Эми Джонсон, Дэвид Гарнетт, Фрэнсис Шайчестер, Констэнтайн Шэк Лин и сам Нэвил Шут — имена и приключения этих людей неудержимо влекли меня к борту «Мотылька». Какой милый маленький биплан! Белый с золотистыми шевронами шириной в десять дюймов, направленными остриями вперед, похожими на наконечники стрел на золотых полосах, протянувшихся до самых концов крыльев и горизонтального стабилизатора.

Включатели зажигания снаружи, верно, и если самолет восстановлен точно, то... да, на полу кабины — огромный английский военный компас! Я с трудом удержал руки за спиной, настолько красивой была эта машина. Так, теперь педали руля поворота — на них должны быть...

—Нравится самолет, да?

Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Человек уже, вероятно, с полминуты стоял рядом, вытирая руки от масла ветошью и наблюдая за тем, как я разглядываю «Мотылька».

—Нравится?— сказал я.— Да она просто прелестна!

—Спасибо. Я закончил ее год назад. Восстановил, начиная с самых колес.

Я присмотрелся к обшивке... Сквозь краску слабо проступала фактура ткани.

—Похоже на секонит,— сказал я,— хорошо сработано.

Это было сказано в качестве необходимого вступления. За один день не научишься отличать хлопок класса А от секонитовой обшивки старых аэропланов.

—А компас? Его ты где нашел?

Он улыбнулся, довольный тем, что я заметил:

—Ты не поверишь: в комиссионном магазине в Дотхэне, Алабама! Прекрасный компас королевских ВВС выпуска 1942 года. Семь долларов с полтиной. Как он там оказался? Это я у тебя могу спросить. Но я его оттуда извлек, можешь не сомневаться!

Мы обошли вокруг Мотылька. Он говорил, я слушал. И знал, что цепляюсь за свое прошлое, за известную и потому простую жизнь в полете. Может быть, я поступил чересчур импульсивно, продав Флита и обрубив все концы, связывавшие меня со вчерашним днем, чтобы отправиться на поиски неведомой любви? Там, в ангаре, у меня возникло ощущение, что мой мир как бы превратился в музей или старое фото. Отвязанный плот, который легко уплывает прочь, медленно уходя в историю...

Я тряхнул головой, нахмурился и перебил механика:

—Чет, Мотылек продается?

Он не отнесся к вопросу серьезно:

—Любой самолет продается. Как говорится, все дело в цене. Я скорее самолетостроитель, чем летчик, но за Мотылька запрошу уйму денег, это уж точно.

Я присел на корточки и заглянул под самолет. Ни единого следа масла на обтекателе двигателя.

Год назад восстановлена авиамехаником и с тех нор так и стоит в ангаре. Этот Мотылек — действительно особая находка. Я никогда ни на минуту не допускал и мысли, что перестану летать. На Мотыльке я могу пересечь, страну. Летая на телевизионные интервью и всюду, куда потребуется, я, может быть, найду родную душу!

Я положил на пол свою сложенную подстилку и сел на нее. Она хрустнула.

—Уйма денег — это сколько, если наличными?

Чет Дзвидсон ушел обедать с полуторачасовым опозданием. С формулярами и техническими инструкциями на Мотылька я направился в контору.

—Простите, мэм, у вас тут есть телефон, да?

—Разумеется. Местный звонок?

—Нет.

—Автомат на улице возле выхода, сэр.

—Спасибо вам. У вас замечательная улыбка.

—Вам спасибо, сэр.

Хороший обычай — обручальные кольца. Я позвонил в Нью-Йорк Элеоноре и сообщил ей, что согласен появиться на телевидении.

* laundry-bag — сумка, в которой американцы носят вещи в laundry-nat — автоматические прачечные самообслуживания (прим. пер. )

** Штат Аризока — пустыня у границы с мексиканским штатом Сорока (прим, пер.)
Следующее


Библиотека "Живое слово" Астрология  Агентство ОБС Живопись Имена

Гостевая
Форум
Почта

© Николай Доля.
«Без риска быть...»

Материалы, содержащиеся на страницах данного сайта, не могут распространяться 
и использоваться любым образом без письменного согласия их автора.