Николай Доля, Юля Миронова
Американка Must Die
Ты отдал жизнь
ради того
чтобы стать именно тем,
кем являешься сейчас.
Стоило ли?
Ричард Бах
Света опустилась на колени, ей захотелось развязать Юльку, но не стала этого делать, что-то внутри запротестовало. Она сняла с себя ошейник, из еë глаз всë ещë текли слëзы. Теперь она молча мазала синяки и ссадины, доставляя своей бывшей Госпоже сладостные мучения. Света это знала. И вдруг ей пришла мысль... гнусная. Но исполнить еë было необходимо. Она встала, оставив Юльку привязанной в кресле, пошла в ванную, умылась и, не говоря ни слова, сама оделась.
Конечно, она сразу поняла, что хотела получить Юля, и она ей это предоставила, но каких душевных мук стоило это Свете... Да и вообще, с самого утра она столько раз себя сломала, что даже потеряла саму себя, а может, и гораздо раньше. Да, она думала, что всë будет гораздо проще, и Юля попадëт в еë полное подчинение, и Света быстро найдëт способ превратить еë в рабыню, а потом загрузить нужной информацией, чтобы Юле после этого испытания было легче жить в этом мире. Но получилось так, как получилось. От былой Светланы Николаевны не осталось ни миллиграмма. Да что говорить про Светлану Николаевну, от самой Светы практически ничего не осталось... Руины. Развалины былых городов, ранее блиставших своей славой.
«Наверное, всë началось с ошейника... Вот тут моя сущность начальницы подорвалась глобально, и я перестала ею быть. Я приняла то, что я — безгласная рабыня. А потом поняла, что и не прекращала ею быть никогда. Это когда рассказывала Юле про Жанну и Общество. И уничтожив эту мою сущность, моя Госпожа дала мне свободу. Это были самые страшные полчаса в моей жизни. Я всë поняла! Я НЕ МОГУ ЖИТЬ СВОБОДНОЙ! С этим ужасным осознанием я до сих пор не справилась. А в то время осознала себя реальной рабыней... недостойной жизни. Дальше я только принимала всë, что она предлагала: принять наказание за необходимый вопрос... Стой... НЕТ! Было хуже. Я, пописав, вытерла там рукой и облизала пальцы... Вот оно! Я сама себя хотела унизить. Меня же никто не заставлял... А она даже не знает об этом. Я стала такой рабыней, что мне была нужна любая Госпожа в каждую минуту. И мне пришлось самой стать этой Госпожой для себя.
Всë остальное было гораздо проще: вылизывать еë пальцы ног, даже наказание, даже то, что она меня чуть не убила... даже это изнасилование, которое только для неë было насилием. Но еë целование моих ног, еë порка. Это было уже сверх... она уничтожила и мою рабыню... И у меня от меня ничего не осталось... Это конец!»
Прошло минут десять, пауза затянулась. Света не знала, что ей делать, сидела и ждала, может, удастся успокоиться, тогда и решение придëт.
Юльке за это время стало совсем невмоготу, руки и ноги болели, задница саднила и жгла, она ничего не понимала. Если Света не хочет быть Госпожой, то почему она еë не отвязала, если хочет, то, что она делает? Как стать правильной рабыней без Госпожи? Может, она сейчас еë развяжет? Можно ли говорить или нельзя? Она не дождалась:
— Госпожа... — позвала Юля, никто не отозвался. — Госпожа, Ваша рабыня просит Вашей милости.
Света подошла к креслу так, что Юлька увидела еë ноги, и молчала. Наконец, до Юли, как из другого мира донесся незнакомый голос, похожий на Светин, но как бы не еë:
— Значит, ты моя рабыня?
— Да, Госпожа, — покорно ответила Юля.
— Тогда кто тебе разрешал разговаривать? Или ты хочешь, чтобы я подчинялась всем твоим дурацким правилам, приказам, просьбам?
— Простите, Госпожа, я так виновата перед Вами.
— Ты это оставь, я сама знаю, что мне делать, — сказала Госпожа, но сказать она сказала, хотя и не понимала, как себя вести дальше, и всë-таки принялась развязывать свою рабыню, сначала руки, потом ноги. — Танька... Танечка. Ты знаешь, это имя тебе вполне подходит. Но, ты меня уже успела достать. Не успела я начать, как ты сразу принялась мной командовать. Ты знаешь, что должна быть наказана? — она всë же решила вернуться к предыдущему плану — превратить Юлю в свою рабыню.
— Да, Госпожа, — с радостью согласилась Юля. Все продолжается, и игра, и жизнь.
— Вставай.
Танька встала, руки вытянуты по швам, плечи опущены, голова тоже. Как ей хотелось попробовать, что там у неë? Каковы последствия? Но она не решалась.
— Смотри мне в глаза! — Госпожа взяла Таньку за подбородок и подняла голову, чтобы видеть выражение глаз: — Ты есть хочешь?
— Нет, Госпожа.
Презрительный взгляд Госпожи окатил Таньку, как ледяной водой. Госпожа взяла бутерброд, принесëнный ей же Юлей, и дала его Таньке.
— Ешь!
— Я не хочу, я Вам его приносила, Госпожа, — Юля не понимала, что происходит.
— А мне плевать, хочешь ты, не хочешь. Жри, давай! — злоба, чуть ли не ненависть мелькнули в этих глазах.
Танька жевала и давилась: бутерброд не лез в глотку.
— Быстрее. Ещë один. Ещë, — командовала Госпожа.
Танька еле-еле впихнула себе в рот третий бутерброд.
— А говорила, не хочешь, — недобро ухмыльнулась Госпожа. — Вон как быстро всë съела.
Танька с трудом поглотила последний кусок и стала, опустив голову. И вдруг щëку опалила пощëчина.
— Свинья неблагодарная, — с раздражением сказала Госпожа.
— Простите... простите меня. Спасибо, Госпожа, за заботу о недостойной рабыне. Простите.
— Уйди с глаз долой, скотина! — сказала Света и поняла, что перегнула. Она не считала Юлю скотиной... сорвалось... Извини.
Рабыня отошла так, чтобы Госпожа еë не видела. Но та повернулась, и этот взгляд обжëг Таньку. Она заплакала и пошла к двери, ей нет больше места в этом номере. Она открыла замок, опустила ручку, и тут услышала голос Госпожи:
— Танечка! Иди сюда.
Танька прибежала к Госпоже, встала перед ней, не поднимая глаз.
— Смотри в глаза.
Танька подняла заплаканные глаза. Всë, Юльки нет — чистая Танька без мыслей, без желаний.
— У тебя хорошая Госпожа?
— Очень хорошая, — с радостью и готовность выпалила Танька.
— Ты знаешь, что я тебя должна наказать за твоë гадкое, дерзкое поведение.
— Да, Госпожа, я обязательно должна быть наказана, — она была готова к любому наказанию, которое ей назначить Света, или почти к любому...
— Какого наказания ты заслуживаешь?
— Очень строгого, как Вы прикажете, Госпожа, — решительно заявила Танька, она была готова ко всему.
— Что-то скучно у нас. Я, наверное, приглашу гостей, ведь тебя развлечь надо будет.
Из глаз Таньки сами собой потекли слëзы. Только не это! Как она сможет? Не сможет ведь... или придëтся? Она ничего не хотела говорить, она снова пыталась отдать себя в руки своей Госпоже, а та с насмешкой продолжала:
— Ты будешь нам прислуживать, и всë такое. Вот только с твоей униформой я пока не решила. Что тебе надеть? Ошейник точно, а ещë что, не знаю даже. Может, маечку? А как битая задница будет сверкать! Прикольно.
Танька была в панике, она уже не могла просто смотреть. Сначала она быстро-быстро моргала, потом закрыла глаза: «Так нечестно! Так нельзя!»
— Да, не переживай сильно, ты их знаешь: наши соседи по столовой — Стас с Леной. Вспомнила? — и, будто только заметив, что Танька против, спросила: — Ты что, не хочешь?
Глаза Таньки не открывались, слëзы текли ручьëм. «Это же ещë хуже! Что же это творится? Зачем?»
— Открой глаза!
Глаза распахнулись, но кроме ужаса Госпожа ничего там не увидела. «Я для неë всë сделала, я сто раз переступила через себя и свою сущность, я потеряла себя... а она даже в таком случае бунтует?» — мелькнуло в голове у Светы, и она влепила пощëчину рабыне и зло произнесла:
— Мразь! Стань в угол!
Танька, тяжело ступая, прошла и стала на колени в угол. Она плакала, безутешно. «Неужели, это правда? То, что она сказала? Я — мразь? Она так ко мне относится?»
— Ты готова к приëму гостей? — Свете самой не хотелось приводить сюда гостей, но сказанное уже не вычеркнешь... не сотрëшь... есть единственное, что может помешать свершиться сказанному, заявленному...
Танька вздрогнула, всхлипнула и с трудом произнесла:
— Как Вам будет угодно, Госпожа, — сказала она, согласившись на то, что вообще было невозможно, и снова заревела, теперь в голос.
— У меня есть способ как тебе от этого избавиться, держи!
Госпожа дала Таньке книжку, листочек бумаги и ручку:
— Пиши.
— Что писать, Госпожа?
— Ну, ты и бестолковая! Неужели не понимаешь, как от всего этого избавиться? Смотри, чтоб слëзы на листок не капали. Ты не знаешь, что писать? Тогда продиктую я: «Мне надоела эта бессмысленная жизнь. Я не хочу больше мучиться. В моей смерти никого не вините». Написала?
— Да, Госпожа.
Танька прочитала ещë раз. Она становилась самоубийцей, она полностью отдавалась во власть своей Госпоже, чтобы той не было из-за неë неприятностей. Поэтому она без напоминаний и дополнительных указаний сама расписалась и спросила:
— Какую дату поставить, Госпожа?
— Сегодняшнюю, — не раздумывая, сказала Госпожа, как будто только этого вопроса и ждала.
Танька дрогнувшей рукой поставила дату — это всë! Она протянула листок с книжкой Госпоже, и снова увидела эти глаза, без капли жалости, без сострадания. Она отвернулась в угол. Задница болела очень! Что там? Почему так больно? А слëзы текли и текли. Танька прислушалась, что делает Госпожа — ничего не слышно.
А Госпожа сидела в кресле и краем глаза наблюдала, когда Танька не выдержит и попробует, что там, на попке, или вытрет слëзы. Вот... вот... Сейчас... Руки непроизвольно дëрнулись и коснулись битой задницы.
— Впечатляет? — насмешливо спросила Госпожа. — А кто тебе, интересно, это разрешал? Или ты думаешь получить от этого удовольствие?
Руки резко опустились, Танька сжалась. Что сейчас будет? Она покрылась гусиной кожей, потому что чувствовала на своей спине и ниже тяжëлый обжигающий взгляд Госпожи.
— По-хорошему, значит, ты не хочешь? Ладно, возьмись за них крепче и держи, не отпускай! Так приятнее будет.
Танька взялась руками за ягодицы и аж взвизгнула — задницу как ошпарило. Она сильнее сдвинула ноги, провела рукой по рубцам, а теперь ещë и держать. Она сильно сжала ягодицы, и еë как током прошило. То ли от боли, то ли от жуткого напряжения и переживаний, но она кончила.
— Всë-таки, кончила. Ну-ну... скотина, — прошипела Госпожа. — Ты, давай, мастурбируй, а я пойду. Дверь закрывать не буду, ты знаешь, что так лучше, и табличку, чтобы не беспокоили, уберу. Видеть тебя не могу больше!
— Госпожа... — еле слышно прошептала рабыня. — Госпожа...
Но Госпожа ушла, громко хлопнув дверью.
==========
Юлька стояла и мучилась даже не столько от физических страданий, как от душевных. Куда она попала? Что хочет от неë Светка? Может, именно для этого было всë? И она специально подстроила, чтобы над Юлькой поиздеваться и убить? «Да, устроила я себе жизнь! Вот, что значит доводить себя до такого с незнакомыми людьми. Она всë может! Но и я могу. Я просила, я хотела, но я не думала, что так страшно будет. А я сама? Когда еë к батарее привязывала? Это что, наслаждение от власти? К чëрту такое наслаждение! Но я же получила. Она мне помогла. Значит, и я должна помочь ей. Как, если она на меня такая злая? Стать выше, чем сейчас, стать такой, как стала она? И тогда у меня появится хоть один шанс. Значит, стать настоящей рабыней — Танькой. Противной Танькой, с еë противной наглой задницей. А я еë пожалела. Кошмар!» — Юлька лихорадочно думала. Она боялась, потому что в глазах Госпожи не было ни капли надежды, ни грамма любви. Она больше не видела Свету. А может, она сама еë убила, когда привязала к батарее, насиловала или когда бить заставила? А вместо Светки появился монстр.
«Ну и развлекушки, чуть ли не до смерти. Нет, до смерти же! Я уже написала. Значит, она сегодня меня убьëт. Я дала ей право. Не понимаю! Она что, на самом деле такая? И как я с нею собиралась жить? Бежать... Тем более, она на меня даже ошейник не надела, ей, значит, не понравилось, ни привязывать не стала, ни наручники надевать. Может, сейчас смыться? Быстро собрать вещи и бегом отсюда. Бегом!!! Ну его на фиг!!! А эти злющие глаза, а еë способности. Оставаться больше нельзя ни минуты. Срочно бежать!!!» — Юлька опустила руки. Прислушалась, ничего не услышала, да и не могла услышать. Она, поднимаясь с колен, оглянулась... И увидела то, что меньше всего ожидала увидеть...
Света...
Прямо перед ней, в двух шагах...
Сидит тихо на кровати, смотрит.
Наверное, она ждала этого, и именно этого боялась.
Какое у неë выражение лица! В нëм не было презрения, ненависти. Было страшнее — недоумение и разочарование.
Юлька в испуге резко отвернулась и упала в угол, схватилась за ягодицы, теперь ожидая вообще чего угодно.
— Значит, так... — сказала Света и надолго замолчала. — Я думала, ты ко мне лучше относишься, — Света принимала решение. Наконец, она страшно продолжила: — Всë, я согласна. Я больше не хочу с тобой играть, ты не можешь быть моей рабыней... — Юлька услышала, как Света всхлипнула. — Ты меня не любишь... совсем. Я тебя не держу, скатертью дорога. Ты свободна, Юля. Уходи! И... прощай, — Света громко заплакала, упала на кровать и отвернулась к стене.
Юлька была ошеломлена, теперь она не знала, как ей поступить. Она не выдержала и сломалась, и Света прогоняет еë. Она освободила еë от Таньки, а выгоняет теперь еë, как Юлю.
«Ой, как не хочется, чтобы всë это так закончилось. Как вымолить прощение?» Она, выходит, не любит Свету? Да? Нет!!! Она хочет любить и будет любить! Всегда. И готова за это даже до конца жизни быть еë рабыней, а не только на время этой игры. Юля встала. Света, закрыв голову подушкой и отвернувшись к стене, безутешно плакала. Юлька подошла к кровати, взяла ошейник, надела его на себя, плотно сжав горло, сняла своë кольцо и положила на кровати рядом со Светой. На тумбочке лежала еë предсмертная записка. Юля прочитала еë ещë раз, вернулась к кровати и положила под кольцо.
А сама вернулась в угол, у неë больше нет своих мыслей. Она себе не принадлежит, пока еë Госпожа не убьëт или не отпустит, что в настоящее время почти одно и то же. Отпустит не так, как это произошло только что, а только после завершения. Она хотела играть или хотела быть. Она стояла и мучилась угрызениями совести. Танька не слышала, да и не прислушивалась к тому, что происходит в комнате. Света уже не плачет, а если плачет, то тихо. А может, она ушла? Но даже если бы сейчас пришли убирать номер, или гости обещанные, Танька бы не двинулась с места без приказа. Она никого не может и не будет слушать, пока не прикажет еë Госпожа. Сама себя Танька считала себя мерзкой наглой скотиной. Танька, она и есть Танька. Она даже свыклась с неудобством стояния на коленях, у неë открылось второе дыхание. Ей ни ошейник, ни битая задница со сжимающими еë руками, не мешали. Они помогали Таньке ощутить себя противной рабыней.
==========
Но в то же время, как только она решила, что только этим — своим полным подчинением без права на ошибку, может спасти их любовь, она будто вернулась в мыслях к тем событиям, что произошли три дня назад, о которых она совсем недавно так хорошо вспоминала. О том, когда они со Светой уже искали новые пути.
«В тот день они никуда не ходили... ласкались или разговаривали. А к вечеру Юля поняла, что пустить к себе в душу другого человека ещë интимнее, чем дать право распоряжаться своим телом. Она лежала, ошарашенная этой мыслью, счастливо улыбалась и молчала... Света не мешала, даже перестала ласкать. Это такая мысль! Что, не приняв еë, жить или продолжать отношения дальше невозможно.
— Светочка, ты душу мою хочешь?
— Юленька?..
— Я хочу тебе сказать... У меня нет слов... Но вот как я тело твоë хочу, так и душу.
— Юленька!.. У меня крыша едет. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Это так круто!
— Понимаешь, Светочка, отдаться мало, как у Ильфа, в записных книжках. Есть человек, есть тело и душа. Да, тело отдать просто. Я хочу, ты хочешь. А как остальное? Душа? Как тебя впустить туда, куда сама боюсь иногда заглядывать? Но тебе я готова всë отдать. Все свои мысли, секреты, ошибки и заблуждения. Только как? Понимаешь, я хочу быть твоей полностью. И хочу тебя полностью, всю без остатка! И я даже не боюсь этого. Выходит, что через тебя я не боюсь признаться во всëм себе. Я тебя совсем не запутала этой болтовней?
— Юля, какая же это болтовня? Что ты, милая? Я сейчас про это же думала, только чуть не так. Давай, я тебе объясню, если смогу, как я это понимаю. Смотри, встречаются два человека. Сначала с опаской, присматриваются один к другому, оценивают возможность соперничества или борьбы, не знаю чего. Понимаешь, когда вокруг тебя одни враги, которые только и хотят, что тебя использовать или решить свои проблемы, то уже привыкаешь к этой схеме. И получается, что каждый встреченный тобой человек — враг:
Юлька вопросительно взглянула на Свету.
— Да, кроме тебя. Первый раз в жизни я встретила человека, который не подпадает под это определение. Ты не можешь быть врагом. Потому что это невозможно. И получается, что вся моя система была неправильной. Хорошо ли это? Не знаю, непривычно. Знаешь, я вчера ходила по улице и не увидела подтверждения того, что мир воюет против меня. Я вдруг поняла, что я больше не хочу с ним воевать. И всë из-за того, что рядом со мной ты — любимая! Да, я могу всë, что касается власти, денег, отношений между людьми, но не с тобой. Сделать тебе больно? Это же как самой себе — нельзя, невозможно! Ты — мой идеал. Ты — моë совершенство.
— Я? — удивилась Юля.
— Да, да. А что ты так удивляешься? Разве ты не можешь быть идеалом? Ты такая же как и я, только гораздо совершеннее. И ты ещë не натворила ничего такого, как я...
— Этого не может быть! Но ты рассказала, то есть перевела в слова, как раз моë отношение к тебе. А если? А может, ты и права.
— Так ты считаешь, что мы в другой видим себя, только лучшую? Да?
— Выходит... Знаешь, на это похоже? Да, я готова принять себя, но с условием, что я что-то в себе исправлю, что-то изменю, изменюсь, наконец... А ты... ангел! Перед рестораном во второй день я поняла, что ты мой ангел. И даже твоя чëрная-чëрная одежда, очень строгая и ужасно тебе идущая... только подчëркивала твою неземную сущность, твою божественность.
— Любовь, — Света даже вздрогнула, услышав последние слова.— Любовь. Вот что есть ещë у нас. Единение. Единство. Вот о чëм ты хотела мне сказать, да? Мало всë-таки тела. Но я могу тебе отдать всë, всë, что у меня есть. Подарить, попросить принять. Бери!
— Да, я хочу воссоединиться сплавиться и не только телом, всем... Я тоже хочу подарить тебе себя... Но как? Как подарить то, о чëм только можешь догадываться.
— А если ты узнаешь про меня нечто такое, что тебе не понравится?..
— Света, но это же ты! И ты можешь быть, какой угодно. И я люблю тебя. Понимаешь, люблю. Не за что-то, а ни за что. Я всю тебя принимаю и всю тебя хочу, со всем, что у тебя есть. Я же тебя люблю. Родная моя, кровиночка...
— Юленька, не своди меня с ума, пожалуйста! Хотя, может быть, я уже сошла. И я так рада... этому.
— Света, Светочка, Светланка... милая, ненаглядная, желанная... — шептала Юля, прижавшись щекой к щеке, так, что ушко любимой было как раз перед еë бесстыдными губами».
И я ей верю! Даже сейчас. Да, мы зашли очень далеко. И я в любом случае буду идти дальше, куда бы она ни повела. Потому что я ЛЮБЛЮ еë!